А он не хотел быть первым, но назначали, и пришлось ему исправно исполнять эту роль первача, хотя порой и мучился в душе. А родился Василий Лебедев (Кумач – это уже приставка в советское время) 27 июля (8 августа) 1898 года в Москве, в семье сапожника-кустаря. Был весьма способным мальчиком, и учительница начального городского училища выхлопотала ему стипендию для поступления в гимназию. Стипендию учредил русский историк и меценат Виноградов, живший в Англии. Однажды он приехал в Москву и устроил экзамен своему стипендиату и был потрясен, как Вася Лебедев читал своего любимого Горация на латыни – выразительно и ярко. Виноградов сказал: «Закончишь гимназию – возьму тебя в Оксфорд». В 1917 году Лебедев закончил гимназию, но было уже не до Оксфорда – грянула революция в России, которая повернула судьбу юноши совсем в другую сторону: от Горация и Катулла к революционным агиткам. И Лебедев стал Кумачом.
«Впечатление детства, юности необычайно ярки и оставляют следы на всю жизнь. Книги, зрелища («Санин» Арцыбашева, первый фокстрот на сцене – «Трутовская и Клейн»)», – так записывал впоследствии Лебедев-Кумач. Он не вел дневников, но всегда что-то записывал для памяти. Книги он любил страстно. В юности увлекался переплетным делом. Прекрасно разбирался в шрифтах, художественном оформлении… На письменном столе у него лежали то малого формата 9-томный академический Пушкин, то «Пословицы русского народа» Владимира Даля, то афанасьевские сказки, то сборники стихов Беранже или Бернса, то стихи Некрасова, Курочкина и многие другие им любимые книги. Сам он признавал, что при работе над песней испытывал влияние Некрасова (гражданственность) и Беранже (сатира). Многие песенки Беранже Лебедев-Кумач любил напевать. Еще он любил Эдмона Ростана («Ах, какой отважный герой Сирано де Бержерак!») Из русской поэзии – Гумилев, Ахматова, Пастернак… То есть вкус рафинированный. Настоящий русский интеллигент. И – «С нами Сталин родной, и железной рукой/ Нас к победе ведет Ворошилов!».
Непостижимо! А что непостижимо? Эпоха выбрала других героев, и приходилось воспевать именно их. А потом, – извините, конечно, – кушать надо! Верность режиму – это верный кусок хлеба, – и не надо возмущаться этим обстоятельством. Не отсюда ли «растут ноги» «Гимна партии большевиков»: «Партия Ленина,/ Партия Сталина, – / Мудрая партия большевиков!».
В 1919–1921 годах Лебедев-Кумач работал в Бюро печати управления Реввоенсовета и в военном отделе «Агит-РОСТА», писал рассказы, статьи, фельетоны, частушки для фронтовых газет, для агитпоездов. Одновременно учился на историко-филологическом факультете МГУ. С 1922 года Лебедев-Кумач начал сотрудничать в «большой печати»: «Рабочая газета», «Крестьянская газета», «Гудок», журналы «Лапоть» и «Крокодил». Он создал множество литературных пародий, сатирических сказок, фельетонов на тему быта, хозяйственного и культурного строительства. Участвовал в создании театральных обозрений для «Синей блузы» и самодеятельных рабочих коллективов. Как и полагалось в то время, клеймил обывателя, от управдома до жены завмага (выше подыматься было нельзя), ну, а в 1930-х появился замаскированный классовый враг – пришлось бороться и с ним и даже написать «Гимн НКВД». Наставлял молодежь: «Будь упорным, умным, ловким./ Различать умей врагов,/ И нажать курок винтовки/ Будь готов!/ – Всегда готов!»
Выходили стихи, издавались сборники, а в 1931 году Лебедев-Кумач обратился к песням, и именно они прославили его. Первые эстрадные песни прозвучали в спектакле Театра обозрений в исполнении артистов Бориса Тенина и Льва Мирова на музыку композитора Листова. Ну, а потом, как говорят, покатило, и Лебедев-Кумач сочинил около 500. Его стихи положили на музыку многие композиторы, но, пожалуй, лучше всего звучали тексты Кумача в песнях Исаака Дунаевского. А кино растиражировало Лебедева-Кумача по всей стране. Фильмы, вошедшие в золотой фонд советского кинематографа: «Веселые ребята», «Цирк», «Дети капитана Гранта», «Волга-Волга». Жизнеутверждающие, жизнерадостные, полные молодого задора и огня песни Лебедева-Кумача (да еще на прекрасную музыку) стали настоящими хитами (хотя тогда это слово не употреблялось). Их пела вся страна.
От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит, как хозяин
Необъятной родины своей.
Всюду жизнь и вольно и широко,
Точно Волга полная, течет.
Молодым везде у нас дорога,
Старикам везде у нас почет…
А «Песня о стрелках»: «Сердце хлопочет, боится опоздать, / И хочет, хочет, хочет, хочет счастье угадать» /. И, вообще:
Сердце, тебе не хочется покоя.
Сердце, как хорошо на свете жить.
Сердце, как хорошо, что ты такое!
Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить!
А как нравился всем капитан, который объездил много стран и напевал свою излюбленную песенку:
Капитан, капитан, улыбнитесь,
Ведь улыбка – это флаг корабля.
Капитан, капитан, подтянитесь,
Только смелым покоряются моря!
И всем хотелось быть смелым и покорять моря и океаны. И быть колхозницами-ударницами (как в фильме «Богатая невеста»):
А ну-ка, девушки, а ну, красавицы,
Пускай поет о нас страна,
И звонкой песнею пускай прославятся
Среди героев наши имена!
Страна строилась и мужала под звонко-голосистые песни Лебедева-Кумача. Песня трактористов перекрыла все: «Ой, вы, кони, вы, кони стальные,/ Боевые друзья-трактора,/ Веселее гудите, родные, – / Нам в поход отправляться пора. «
Для нынешних молодых, возможно, это дико звучит – «друзья-трактора», какие там поля, им главное где-нибудь потусоваться-пообниматься. Слово «труд» вообще выпало из нашего словаря. А тогда, в 30–40-е по стране гулял «Веселый ветер» больших ожиданий и больших побед: «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер»…» И припев:
Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет:
«Кто весел – тот смеется,
Кто хочет – тот добьется,
Кто ищет – тот всегда найдет!»
Начав цитировать песни Лебедева-Кумача, остановиться невозможно: их энтузиазм, оптимизм завораживает. Неужели всего можно добиться в жизни. Но, конечно, не всем нравился этот кумачовский оптимизм, поэт Ярослав Смеляков как-то бросил прилюдно реплику: «Надоела мне моча Лебедева-Кумача» и поплатился за такое высказывание: священных коров не обижают. Николай Эрдман тоже не любил Лебедева-Кумача и посмеивался над ним, но втихомолку. А простой народ, выражаясь современным языком, тащился от песен Кумача. «Комсомольская правда» до выхода фильма «Волга-Волга» опубликовала текст песни, чтобы народ мог подпевать, и – о, ужас! – вышла опечатка: вместо слова «красавица» было напечатано «крЫсавица», – Лебедев-Кумач чуть инфаркт не получил. Ну, а когда в кинокартине прозвучала «Песня о Волге» – «Красавица народная,/ Как море, полноводная…», – восторгу не было границ. Кто-то даже написал немудрящие стихи с пожеланием:
Не дремать, идти к победам новым,
Чтобы песня лилась, как ручей,
Все целуют Вас!
Любовь Орлова,
Александров.
Оба Кумачей.
«Кумачей» получилось, как «палачей». И откуда взялся второй Кумач? Загадка народного восприятия.
Власть оценила всенародные заслуги поэта-песенника, и в феврале 1937 года ему, одному из первых писателей, дали орден Трудового Красного Знамени – «за выдающуюся деятельность». В 1938 году он получил орден «Знак Почета» – «за выдающиеся заслуги в области художественной литературы». В 1940-м – орден Красной Звезды – «за образцовое выполнение приказов командования в борьбе с белофиннами». Еще Кумач был избран депутатом Верховного Совета РСФСР и почти на каждой сессии Совета выступал со стихами, а точнее, со стихотворными хвалебными одами: какая замечательная власть, какой замечательный вождь, и вообще, «с каждым днем все радостнее жить».
Однако на горизонте сгущались тучи, и соответственно моменту Лебедев-Кумач пишет знаменитую песню «Если завтра война»: «Если завтра война, если враг нападет,/ Если темная сила нагрянет, – / Как один человек, весь советский народ/ За свободную родину встанет!» В песне поэт выразил надежду, которая владела всеми (и была, разумеется, внушена пропагандой):
Мы войны не хотим, но себя защитим —
Оборону крепим мы недаром.
И на вражьей земле мы врага разгромим
Малой кровью, могучим ударом!
О чем особенно беспокоиться: «Полетит самолет, застрочит пулемет,/ Загрохочут могучие танки,/ И линкоры пойдут, и пехота пойдет,/ И помчатся лихие тачанки…» Тачанки времен гражданской войны. И победный вывод: «В целом мире нигде нету силы такой,/ Чтобы нашу страну сокрушила…» Лебедев-Кумач писал эти строки и свято в них верил. А когда началась война и доблестная Красная армия, не готовая к серьезным боям, стала отступать и сдавать город за городом, у Лебедева-Кумача произошел нервный срыв.
В середине октября 1941 года Лебедеву-Кумачу позвонил руководитель Союза писателей Александр Фадеев и сказал: «Вы назначаетесь начальником последнего эвакуационного эшелона писателей в Казань». По свидетельству родных, Василий Иванович закричал: «Я никуда из Москвы не поеду! Я мужчина, я могу держать в руках оружие!» Еще один звонок из ЦК: объявлена всеобщая эвакуация. Значит, Москву сдают?! Лебедев-Кумач метался по квартире и говорил жене, не говорил, а почти кричал: «Как же так? Я же писал: «Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим» – значит, я все врал? Ну, как же я мог так врать? Как же. » Лебедев-Кумач был буквально ошеломлен.
В воспоминаниях Юрия Нагибина написано, что на перроне Киевского вокзала он услышал, что Лебедев-Кумач сошел с ума, срывал с груди ордена и клеймил вождей как предателей…
источник
120 лет назад, 8 августа 1898 года, родился человек, который за 50 лет жизни сумел стать главным поэтом-песенником своего времени, добившись одновременно любви и ненависти своих современников
Его песни «Широка страна моя родная», «Утро красит нежным цветом», «Легко на сердце от песни веселой» и другие распевал весь СССР, и до сих пор они очень популярны. Правда, слова «другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек» совершенно не подходили к атмосфере репрессий. А многие знаменитые коллеги вообще откровенно не жаловали поэта и предъявляли ему серьезные обвинения.
Сын московского сапожника Ивана Никитовича Кумача неизвестно почему при рождении получил фамилию матери-портнихи Марии Михайловны Лебедевой. Из-за бедности родителей он, скорее всего, закончил бы обучение тремя классами, но мальчику повезло.
Его первая учительница выхлопотала для Васи гимназическую стипендию у проживавшего в Англии историка Павла Виноградова. Он даже лично приезжал в Москву для того, чтобы принять экзамен у своего стипендиата, и оказался чрезвычайно доволен уровнем показанных Василием знаний. Виноградов пообещал по окончании гимназии устроить парня в Оксфордский университет, но все планы сломала революция.
Вместо Оксфорда Василию Лебедеву пришлось в 1917 году поступить в Московский университет, который так и не удалось закончить. Чтобы банально прокормиться, Василий начинает сотрудничать с различными печатными изданиями, включая журнал «Крокодил», публикуя в них свои стихи.
Лебедев быстро смекнул, что наибольшим успехом пользуется патриотический жанр, начав активно прославлять комсомол и партию большевиков, не забывая вспоминать «добрым словом» самого товарища Сталина.
В годы насильственной коллективизации из-под пера Василия Ивановича, который стал уже Лебедевым-Кумачом, вышло большое количество стихов, воспевающих честных работников, готовых пожертвовать жизнью своей семьи ради сохранения и спасения колхозного имущества.
В 1938 году Лебедев-Кумач написал «Гимн НКВД», став любимым поэтом советских чекистов
Не забывал он и критиковать своих коллег, которые за такую критику в то время могли поплатиться жизнью. Так, в частности, чуть не произошло с Валентином Катаевым, о котором Лебедев-Кумач высказался в газете «Правда».
Будучи депутатом Верховного Совета СССР, он часто выступал с трибуны долго и в стихах. В некоторых источниках утверждают, что после одной такой речи поэт Ярослав Смеляков, недавно освободившийся из заточения, высказался: «Надоела мне моча Лебедева-Кумача», и тут же был посажен заново.
В 1938 году вместе с Александром Александровым Лебедев-Кумач написал «Гимн партии большевиков», который стал победителем конкурса на создание первого Гимна Советского Союза.
Правда, впоследствии руководство страны решило видоизменить текст, заменив его словами Сергея Михалкова.
Его песни, звучащие в фильмах «Веселые ребята», «Волга-Волга», «Цирк», «Дети капитана Гранта», «Вратарь», «Трактористы», просто излучают счастье и оптимизм. И народ действительно их любил.
Правда, в узких кругах тексты поэта встречали не столь восторженно. Так, в своих воспоминаниях Леонид Утесовутверждал, что первоначально песни, написанные к «Веселым ребятам», были «бездарные и безликие» и что якобы певец написал отдельное письмо Лебедеву-Кумачу, и только после этого появились те шедевры, которые мы знаем наизусть.
А во время съемок «Цирка» знаменитая «Широка страна моя родная» была утверждена непримиримым композитором Дунаевским только с 36-го раза. Правда, и к этому варианту у современников было много вопросов, уж слишком диссонировал текст с происходящим вокруг.
23 июня 1941 года, на второй день после нападения гитлеровской Германии на СССР, Лебедев-Кумач получил задание написать патриотическую песню. Уже на следующий день газеты «Известия» и «Красная звезда» опубликовали текст «Священной войны». Она исполняется по сей день, и до сих пор слушать ее равнодушно невозможно.
Впервые (на музыку Александра Александрова) она прозвучала в исполнении Краснознаменного ансамбля красноармейской песни и пляски СССР 26 июня 1941 года, став символом борьбы советского народа за свободу и независимость Родины.
Примечательно, что Гитлер незамедлительно назвал своими личными врагами передававшего сводки Совинформбюро диктора Юрия Левитана, а также Лебедева-Кумача, написавшего мощнейший текст «Священной войны», и пообещал повесить их на Красной площади после захвата Москвы.
К сожалению, больше ничего столь же значительного ему написать так и не удалось. После Победы он находился в глубокой депрессии, об этом свидетельствуют записи из его дневника, например: «Болею от бездарности, от серости жизни своей. Перестал видеть главную задачу — все мелко, все потускнело. Ну, еще 12 костюмов, три автомобиля, 10 сервизов. И глупо, и пошло, и недостойно, и не интересно»
20 февраля 1949 года поэт-песенник скончался.
Еще при жизни Лебедева-Кумача ему часто инкриминировали заимствования в текстах. Особенно на этом настаивал Александр Фадеев, который не любил коллегу.
В 1972 году во Всесоюзное агентство СССР по авторским правам обратилась гражданка Польши Фаина Квятковская. Она заявила, что является автором польского и русского текстов известнейшего фокстрота «У самовара». В Советском Союзе его исполнял Леонид Утесов, а автором назвал себя Василий Лебедев-Кумач, который якобы присвоил себе полагающийся ей авторский гонорар за выпущенные пластинки.
Сначала ВААП решило не реагировать на это письмо, но выяснилось, что еще в 1931 году германская фирма миллионным тиражом выпустила пластинку с записью этой песни, а Утесов начал исполнять ее только через год.
Скандал замяли чисто по-советски. Перед Квятковской извинились и выплатили ей гонорар в размере… 9 рублей 50 копеек.
Еще больший скандал вышел из-за легендарной песни «Священная война», авторство которой приписывается учителю русского языка и литературы Рыбинской мужской гимназии Александру Боде. Дочь Боде написала сыну композитора Александрова и изложила свою версию создания песни ее отцом в 1916 году.
Специалисты утверждают, что Лебедев-Кумач лишь немного сократил старую песню и изменил фразу «с германской силой темною» на «с фашистской…».
Правда, потомкам Александра Боде так и не удалось ничего добиться, и уже современный российский суд, из-за недостатка доказательств, сохранил авторство «Священной войны» за Василием Лебедевым-Кумачом.
источник
Если бы такое звание существовало, наверняка, получил бы его за свое творчество поэт Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898-1949). Лебедева-Кумача, может, и не вся страна знала, но то, что его песни вся страна пела, это точно. И довольно долго
— в 20-80-е годы. Многие помнят его песни и поныне, хотя автор их давно забыт.
Диапазон сочинительства Лебедева-Кумача был необычайно широк: от песен блатных и джазовых до патриотически-ритуальных. Судите сами.
«Джаз-болельщик»: . /У меня есть тоже патефончик./ /Только я его не завожу/.
«У окошка»: /Солнце догорает, наступает вечер,//А кругом зеленая весна!/ /Вечер обещает радостную встречу,/ /Радостную встречу у окна./.
«Сердце»: /Как много девушек хороших,//Как много ласковых имен,/ /Но лишь одно из них тревожит,/ /Унося покой и сон,/.
«Песня о Родине»: (/Широка страна моя родная,//Много в ней лесов, полей и рек./ /Я другой такой страны не знаю,/ /Где так вольно дышит человек!/),
«Гимн партии большевиков»: (/Славой овеяна,/ /Волею спаяна, //Крепни и здравствуй во веки веков,//Партия Ленина, / /Партия Сталина,/ /Мудрая партия большевиков!/. )
Лебедеву-Кумачу, бесспорно, не откажешь в поэтическом мастерстве. Но и не только в поэтическом.
Но об этом после выдержки из его записных книжек.
«Ангелов — нет. Искушения бывают даже у самых порядочных людей». А еще он автор сатирических рассказов и фельетонов, изданных под названием «Людишки и делишки».
Стало известно, что два искушения Лебедев-Кумач, увы, не смог побороть.
Он присвоил себе авторство архипопулярной песни «У самовара я и моя Маша». Официальное разоблачение последовало только в 1979 году, когда Всесоюзная ассоциация по охране авторских прав признала, что ее действительный автор — Ф.М.Квятковская.
Фамилию самозваного автора в том документе даже не упомянули, но и без этого все стало ясно.
Второй искус сотворил учитель рыбинской гимназии А.А.Броде. Он, по свидетельству дочери, считая Лебедева- Кумача большим патриотом России, послал ему еще в 1937 году свое стихотворение «Священная война», которое написал, когда шла 1-я мировая.
После смерти отца дочь попыталась связаться с Лебедевым-Кумачем, но адресат хранил гордое и, как подтвердила жизнь, не зряшное молчание.
. Когда в страну вторглись фашистские орды, самый советский из поэтов, движимый чувствами патриотическими, успел в самый первый день войны сочинить, а точнее «приспособить» к конкретным историческим событиям подаренное ему стихотворение.
Так появилось «второе, исправленное и дополненное издание «Священной войны»:
/Вставай, страна огромная!/ /Вставай на смертный бой/ /С фашистской силой темною,/ /С проклятою ордой!/ / Пусть ярость благородная//Вскипает, как волна, — / /Идет война народная,//Священная война!/.
Первый раз песня прозвучала 26 июня на площади Белорусского вокзала, когда отправляли на фронт первых мобилизованных, и стала подлинно народной.
За «Священную войну» Лебедев-Кумач и композитор А.В.Александров получили Сталинские премии.
А еще Лебедев-Кумач как депутат Верховного Совета РСФСР произносил на его сессиях речи в стихах. Концовка одного такого выступления (по докладу Бюджетной комиссии), думаю, достойно завершит тему искушения:
Силой искусства, культуры, науки
Мы все, как один, добиваться должны.
Чтоб чистые души и чистые руки
Были законом нашей страны.
Правда, хорошо, а главное, как правильно сказал!
И зря, быть может, поэт Ярослав Смеляков, наслушавшийся подобных сентенций своего собрата по перу, в сердцах сказанул: «Надоела мне моча Лебедева-Кумача».
источник
О патриотизме и песне. «Горжусь быть бардом сталинской эпохи» В. Лебедев-Кумач
Васи́лий Ива́нович Ле́бедев-Кума́ч (настоящая фамилия — Лебедев; 1898—1949) — автор слов многих популярных советских песен: «Широка страна моя родная», (в сталинских лагерях ее пели иначе:Широка страна моя родная,/Много тюрем в ней и лагерей,/Я другой такой страны не знаю/Где б так зверски мучили людей. ), «Священная война», «Весёлый ветер». Лауреат Сталинской премии второй степени за 1941 год.
Об авторстве песни «Священная война» интересную работу опубликовал 2 декабря 2013 Игорь Шап http://parnasse.ru/prose/essay/history/ob-avtorstve-pesni-svjaschenaja-voina.html
«…кумачовые повязки красноармейцев, кумачовые банты и флаги подсказали мне литературный псевдоним — Кумач, который навсегда слился с моей фамилией (а весной 1941 года при очередной перемене паспорта я просил Главное управление милиции вписать мой псевдоним в паспорт)».
В период с 1934-го по 1937-й год Лебедевым-Кумачом было написано более ста песен.
Смертельно больной Ильф записал в записной книжке: «Умирать все равно будем под музыку Дунаевского и слова Лебедева-Кумача». Не смешно…».
«Надоела мне моча Лебедева-Кумача» Я. Смеляков (первое слово изменено)
«Сразу после праздников в Союз писателей на прием к Фадееву пришел поэт А.Р.Палей и положил рядом «Вечерку» со стихотворением Лебедева-Кумача и ежемесячник «Свободный журнал» за январь 1915, открытый на странице 69. Там было помещено стихотворение Палея «Вечер». «Хотите еще?» — спросил Палей. «Хочу», — сказал Фадеев, и внес вопрос о Лебедеве-Кумаче на ближайший пленум правления Союза советских писателей. Семен Кирсанов, которому было поручено выступить с сообщением, привел больше десятка случаев литературного воровства Лебедева-Кумача. Затем слово взял председатель союза Александр Фадеев. Вот что вспоминает об этом заседании Юрий Олеша в своих мемуарах «Книга прощания» (М., «Вагриус», 1999, с.156): «Позавчера в Клубе писателей Фадеев разгромил Лебедева-Кумача. Сенсационное настроение в зале. Фадеев приводил строки, свидетельствующие о плагиате. В публике крики: позор!» http://avmalgin.livejournal.com/2542302.html
«…когда немцы подошли к Москве среди творческой интеллигенции началась паника — они просто не верили в победу, а Лебедев-Кумач натурально сошел с ума, когда пытался вывезти из Москвы все свое имущество, но никак не мог загрузить это все в один вагон…» http://www.livelib.ru/book/1000529110
В опубликованных в 1982 году отрывках из записных книжек Лебедева-Кумача за 1946 год сохранилась запись: «Болею от бездарности, от серости жизни своей. Перестал видеть главную задачу — все мелко, все потускнело. Ну, еще 12 костюмов, три автомобиля, 10 сервизов. И глупо, и пошло, и недостойно, и не интересно. ».Известные психиатры так и не смогли ему помочь. Лебедев-Кумач скончался 20 февраля 1949 года. Еще за два года до потери рассудка он записал: «Рабство, подхалимаж, подсиживание, нечистые методы работы, неправда — все рано или поздно вскроется. ». Что вскроется? Иные исследователи нашли этому объяснение. http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/bard_stalinsko_epohi_2008-08-06.htm
Спасибо пролетарскому суду!
«Как колокол набатный, прогудела
Страна, от возмущения дрожа.
Спасибо вам, бойцы Наркомвнудела,
Республики великой сторожа!
Предателей блудливая порода
Грозить не будет жизни и труду.
От всей души советского народа
Спасибо пролетарскому суду!»
Василий Лебедев-Кумач «Известия», 30 января 1937 г.
О родном болоте
(Современным поэтам посвящаю)
Довольно славить бескультурье,
Задравши неумытый нос!
Довольно хвастать старой дурью
И прославлять родной навоз!
Былого грязь — для нас укором,
Нам гордость пьяная — смешна.
И герб из водки и блина
Теперь нам кажется позором.
И жизнь не та, и мы не те,
Чтоб, умиляясь барским оком,
Петь гимны дикой темноте
И хаять все, что не широко:
«— Ах, Русь, ты вся уходишь в ширь,
Ты непричесанна, но свята!»
А Русь меж тем съедали вши,
И пухли с голоду ребята.
Когда внезапно умилясь,
Поэт теперь, в стихах без яти,
Прославит нищету и грязь, —
Он мне и чужд, и неприятен.
Пора понять, что мы сильны
Не тем, что лаптем щи хлебаем,
И танков в случае войны
Мы шапками не закидаем.
Пора отбросить старину
И умиленье перед дурью.
Я сам — люблю свою страну,
Но не за грязь и бескультурье!
«Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится… Если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас» Сталин, 17 ноября 1935 года в выступлении на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц — стахановцев
Звонки, как птицы, одна за другой,
Песни летят над советской страной.
Весел напев городов и полей —
Жить стало лучше, жить стало веселей!
Дружно страна и растёт, и поёт,
С песнею новое счастье куёт.
Глянешь на солнце — и солнце светлей.
Жить стало лучше, жить стало веселей!
Всюду простор для ума и для рук,
Всюду находишь друзей и подруг.
Старость — теплее и юность — смелей.
Жить стало лучше, жить стало веселей!
Знай, Ворошилов, мы все начеку,
Пяди земли не уступим врагу.
Силушка есть у отцов и детей.
Жить стало лучше, жить стало веселей!
Хочется всей необъятной страной
Сталину крикнуть «Спасибо, Родной!»
Долгие годы живи, не болей.
Жить стало лучше, жить стало веселей!
Звонки, как птицы, одна за другой,
Песни летят над советской страной.
Весел напев городов и полей —
Жить стало лучше, жить стало веселей!
Советский простой человек
Музыка: С.Германов Слова: В.Лебедев-Кумач
Разносятся песни все шире
И слава повсюду везде
О нашей единственной в мире,
Великой Советской Стране.
По полюсу гордо шагает,
Меняет движение рек,
Высокие горы сдвигает
Советский простой человек.
Отбросивши сказки о чуде,
Отняв у богов небеса,
Простые советские люди
Повсюду творят чудеса.
Всех лучше советские скрипки
На конкурсах мира звучат,
Всех ярче сверкают улыбки
Советских веселых девчат.
В морские глубины пробьется,
Взойдет на Эльбрус и Казбек
И всюду победы добьется
Советский простой человек.
Америка снова открыта
Сквозь холод, туманы и снег
В нее прилетел деловито
Советский простой человек.
Цветет красотой небывалой
Народного счастья весна,
Всемирной надеждою стала
Советская наша страна.
И звезды сильней заблистали,
И кровь ускоряет свой бег,
И смотрит с улыбкою Сталин —
Советский простой человек.
Песня о Партии
Музыка: А. В. Александров Слова: В. Лебедев-Кумач
Страны небывалой свободные дети,
Сегодня мы гордую песню поём
О партии самой могучей на свете,
О самом большом человеке своём.
Славой овеяна, волею спаяна,
Крепни и здравствуй во веки веков
Партия Ленина, партия Сталина
Мудрая партия большевиков!
Страну Октября создала на земле ты
Могучую Родину вольных людей.
Стоит как утёс государство Советов
Рождённое силой и правдой твоей.
Изменников подлых гнилую породу
Ты грозно сметаешь с пути своего.
Ты гордость народа, ты мудрость народа,
Ты сердце народа и совесть его.
И Маркса и Энгельса пламенный гений
Предвидел коммуны грядущий восход.
Дорогу к свободе наметил нам Ленин
И Сталин великий по ней нас ведёт.
Славой овеяна, волею спаяна,
Крепни и здравствуй во веки веков
Партия Ленина, партия Сталина
Мудрая партия большевиков!
«Цветут необозримые
Колхозные поля.
Огромная, любимая,
Лежит моя земля.
Как весело мне, граждане,
В моей большой стране,-
Пою я песни каждому,
И каждый вторит мне!
Мои заводы строятся,
Мои шумят леса,
Мои стальные соколы
Штурмуют небеса.
Шагай в любую сторону,
На север и на юг —
Везде — страна Советская,
Везде — найдется друг.
В любом селе и городе
Друзья мои живут,
И все меня по-своему
Товарищем зовут.
Я сын великой Родины,
Певец веселых дней,
И нет меня счастливее,
И нет меня сильней!
Цветут необозримые
Колхозные поля.
Огромная, любимая,
Лежит моя земля.
1937
Товарищи депутаты Верховного Совета!
Пускай моя мысль не удивляет вас:
Задача выполнения народного бюджета
Связана с задачей воспитания масс.
Бюджет — это кровное дело всех граждан,
Шахтер и танкист, машинист и поэт,
Колхозник и летчик — пусть трудится каждый,
Чтоб был исполнен народный бюджет!
Надо любым путем непременно
Сделать, чтоб каждому в сердце вошло:
Копейка народная также священна,
Как и любое народное добро!
1940 http://rupoem.ru/lebedevkumach/all.aspx#tovarischi-deputaty-verxovnogo
ВЕЛИК НАРОДНЫЙ ГНЕВ И ЯРОСТЬ ВЕЛИКА
Кровавые шуты! Довольно вам кривляться, —
Пришла пора закрыть ваш гнусный балаган!
Мы не позволим вам по-хамски издеваться
Над трупами рабочих и крестьян!
Кончайте ваш спектакль, — довольно лицедейства,
С кровавых морд и лап сотрите пестрый грим!
Есть мера подлости, и есть предел злодейству!
В последний раз мы мирно говорим!
Одумайтесь, пока вас не постигла кара,
Вы в бочки с порохом кладете фитили.
Примеров много есть, что гибнут от пожара
Те, кто его предательски зажгли.
Не ради ваших глаз Союз наш исполинский
Вам лаять позволял, как моськам на слона, —
Сберечь от бедствия народ хотим мы финский,
Ведь вам, а не ему нужна война!
С лакейской подлостью прислуживать вы рады,
И, силясь угодить хозяевам своим,
Забыли вы, шуты, что стены Ленинграда
Мы никому затронуть не дадим.
Вы, псы наемные! Себе могилу вырыв,
Клыков не скальте вы на гордый Ленинград —
Священный город наш, где пал наш славный Киров,
Где о борьбе все камни говорят!
Кого зовете вы на дерзкий поединок —
Вы провокаторы, обманщики людей?
Пусть в страхе задрожат поджилки у Хельсинок,
Услышав голос Родины моей!
Пускай протрет глаза лакейская порода!
Велик народный гнев и ярость велика,
И будет гибель тем, кто вызвал гнев народа —
Строителя — бойца — большевика.
Вас. ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ «Известия», 29 ноября 1939 г.
источник
Представленный фрагмент произведения размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО «ЛитРес» (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 29 страниц]
В июне 1998 года отмечали 100-летний юбилей Михаила Кольцова. Корней Чуковский считал его первым журналистом своего времени. Я думаю, что он был лучшим журналистом не только 20–30-х годов, но и всего советского периода. Блистательное перо. Характер исследователя. Язвительный ум. Талантливейший организатор СМИ. Достаточно сказать, что Кольцов был одним из создателей журналов «Огонек», «Крокодил», «За рулем», «СССР на стройке», «Советское фото», «За рубежом». Он написал около 2000 газетно-журнальных материалов на актуальные темы внутренней и внешней политики.
Свое журналистское кредо Кольцов сформулировал так: «Все надо посмотреть, почувствовать, оценить и не ошибиться. Надо быть честным ухом и глазом своих читателей, не злоупотреблять их доверием и не утруждать их чепухой под видом важного и не упускать мелочи, определяющей собой крупное».
Все его публикации выходили остроумными, аргументированными и разящими. Вот как в 1924 году Кольцов писал о рождении нового советского гривенника взамен ушедшего совзнака: «Сгоните с лиц улыбки, я пришел с некрологом. Мрачные совработники, хмурые хозяйственники с беременными портфелями, веселые пролетарии и удрученные буржуа, коммунисты, беспартийные, честные и нечестные шкрабы (школьные работники. – Ю. Б.), спекулянты, рвачи, пенкосниматели, все добродетельные и злодейские персонажи великого российского детства, встаньте. Преклоните головы. Почтите память усопших. Совзнак скончался. Гривенник родился…»
А сейчас немного биографических данных. Михаил Кольцов (его настоящая фамилия Фридлянд) родился 31 мая (12 июня) 1898 года в Киеве в семье ремесленника. Учился в Петроградском психоневрологическом институте, но врачом так и не стал. Его увлекла журналистика. В 1918 году вступил в партию. В 1920-м перебрался в Москву и стал постоянным сотрудником всемогущей тогда «Правды». Его фельетоны, очерки, корреспонденции шли почти в каждом номере. Чтобы почувствовать материал, он временно менял профессию и становился классным руководителем в школе, шофером такси или делопроизводителем в загсе. Софья Виноградская рисует такой портрет Кольцова: «Невысокий, ладный, красивый… Большие очки, миндалевидные, чуть грустные, но в разговоре мальчишеские, смешливые глаза; тонкое матовое, выбритое до синевы египетское лицо и нежный белый лоб…»
Любопытна запись Корнея Чуковского, сделанная им в дневнике от 22 ноября 1931 года, когда Кольцов находился на вершине своей популярности: «…Я к Кольцовым. Они в Доме правительства. Он принял меня дружески любовно… Роскошь, в которой живет Кольцов, ошеломила меня. На столе десятки закусок. Четыре большие комнаты. Есть даже высшее достижение комфорта, почти недостижимое в Москве: приятная пустота в кабинете. Он только что вернулся из совхоза где-то на Украине. «Пустили на ветер столько-то центнеров хлеба. Пришлось сменить всю верхушку…»
Журналистская сила Кольцова была такова, что он мог снимать с работы. Он мог все. И это «все» дала ему советская власть. Она действительно предоставляла своим любимым бардам и трубадурам комфорт и наделяла их широкими полномочиями, требуя взамен верного и неугасимого служения. Все это отлично понимал Кольцов. «Я пишу не для себя, – признавался он. – Мне холодно и одиноко в высоких одноместных башнях из слоновой кости, на гриппозных сквозняках мировой скорби. Я чувствую себя легко у людского жилья, там, где народ, где слышатся голоса, где пахнет дымом очагов, где строят, борются и любят. Я себя чувствую всегда на службе».
Кольцов преданно служил режиму, утверждая в своих публикациях, что советская власть – самая справедливая и самая лучшая. Он был талантливым рекламщиком социалистической утопии, отвергающим все старое, царское. Считал, что «новая жизнь через все поры растет и кудрявится на обломках и огрызках прежней жизни. Ломается быт, летят в стороны щепки, дым коромыслом стоит над великой и торжественной строительной кутерьмой».
Однако с годами приходило прозрение и понимание, что «кудрявится» в какую-то другую сторону, от праздничного революционного рая в направлении мрачной и унылой казармы с проволокой, часовыми и злыми собаками.
Плохо было не только в большой политике, но и в творческой жизни. В мемуарах «Люди, годы, жизнь» Илья Эренбург писал о Кольцове: «История советской журналистики не знает более громкого имени, и слава его была заслуженной. Но, возведя публицистику на высоту, убедив читателей в том, что фельетон или очерк – искусство, он сам в это не верил. Не раз он говорил мне насмешливо и печально: «Другие напишут романы. А что от меня останется? Газетные статьи-однодневки. Даже историку они не очень-то понадобятся, ведь в статьях мы показываем не то, что в Испании должно было бы произойти…»
Кольцов понимал, что журналистика губит в нем писателя, что даже книга «Испанский дневник» слишком окрашена требованием времени. Испания стала для Кольцова вершиной его жизни, а дальше начался стремительный спуск. Тогда Советский Союз послал в горнило гражданской войны в Испанию («чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…») лучших своих представителей. Среди них был и Михаил Кольцов, который, как и все остальные, сражался в Испании инкогнито, под вымышленным именем мексиканца Мигеля Мартинеса.
«Товарищ Мигель» героически проявил себя в Испании. Вернулся «на коне», но быстро уловил, что на Родине что-то изменилось, что щупальца страха стали проникать почти в каждый дом. 1937 год он пережил, но в 1938 году Кольцова взяли.
Младший брат Кольцова, художник Борис Ефимов вспоминает: «Кольцов рассказывал мне о последней встрече со Сталиным. Миша докладывал о поездке в Испанию, об интербригадах. Беседа длилась три часа, и в конце ее Сталин стал вести себя странно: ерничал, гримасничал, называл Михаила на испанский манер Мигуэлем… А когда Кольцов уходил, остановил его в дверях и, прищурившись, спросил: «У вас есть пистолет?» Кольцов ответил, что есть. «А вы не думали из него застрелиться?» – «Нет, – ответил Кольцов. – Не думал». – «Вот и хорошо» – закончил разговор Хозяин.
Мы с Мишей всю ночь анализировали этот черный сталинский юмор. Утром Кольцову позвонил Клим Ворошилов, который присутствовал при беседе в Кремле. Успокоил: «Михаил Ефимович, вас любят и ценят». Но Миша был человеком сверхнаблюдательным, с очень развитой интуицией. Он сказал мне: «В глазах Хозяина я прочитал: больно прыток!»
Как я сейчас понимаю, Сталин намекал Кольцову на самоубийство. Предлагал «почетную смерть»: мол, придумаем красивую версию, уйдешь из жизни героем, а не врагом народа…»
Вождю вообще не нравились люди яркие, талантливые, мыслящие. В глубине души, вероятно, тиран им завидовал. И потом, Сталину вряд ли понравился пассаж в «Испанском дневнике» об опасности фашизма: «Фашизм… по-прежнему стучит кулаком по столу, и в этом его основной аргумент для трусливых правителей…»
Кто знает, о чем думал советский диктатор? Нам известны лишь последствия этих черных дум. Михаила Кольцова обвинили в связях с немецкой шпионкой Марией Остен.
Мария Остен – немецкая журналистка, известная антифашистка, была последним романом Кольцова. Они собирались соединить свои судьбы, а за ними уже давно следили чекисты, дав им шифрованные имена «Чибис» и «Блондинка», на них активно собирается компромат: что сказали, как вздохнули, где заночевали… Для чекистов не имело никакого значения, что Кольцов – лучший из лучших советских журналистов, что он академик, депутат, орденоносец, почетный летчик-наблюдатель и так далее, – важно другое: он – «Чибис», и птичка находится под колпаком разведки.
Развязка наступила 13 декабря 1938 года. Накануне вечером на открытом партийном собрании в Доме писателей Кольцов сделал большой доклад в связи с выходом в свет «Краткого курса истории ВКП(б)». Литературная Москва до отказа заполнила зал писательского клуба. А на следующий день Кольцова арестовали.
Борису Ефимову удалось добраться до председателя Военной коллегии Василия Ульриха. «В чем обвинили Кольцова?» – спросил Ефимов. «Как вам сказать… – промямлил Ульрих, – различные пункты 58-й статьи… Довольно ершистый у вас братец. Колючий. А это не всегда полезно… А вам я советую спокойно работать и поскорее забыть об этом деле».
Как ни странно, Борису Ефимову дали спокойно жить и работать, и он избежал репрессий. А его брат, Михаил Кольцов, погиб 2 февраля 1940 года, на 42-м году жизни.
Золотое перо сделало свое дело, и его выбросили на свалку истории.
В романе «По ком звонит колокол» Эрнест Хемингуэй воплотил черты Кольцова в журналисте Каркове: «…Джордан не встречал еще человека, у которого была такая хорошая голова, столько внутреннего достоинства и внешней дерзости и такое остроумие…» Эти качества и предопределили судьбу Михаила Кольцова.
Борис Ефимов нежно называл брата Мышонком. Режим, дав Мышонку порезвиться всласть, потом заманил его в мышеловку. Ловушка для Мигеля сработала.
Лебедев-Кумач. Самый популярный советский поэт-песенник. «Всесоюзный запевала». «Широка страна моя родная,/ Много в ней лесов, полей и рек!/ Я другой такой страны не знаю,/ Где так вольно дышит человек». Это – пафос. А вот и лирика: «Как много девушек хороших,/ Как много ласковых имен…»
Лебедеву-Кумачу довелось жить в труднейшее время, когда, как написала Надежда Мандельштам, «эпоха жаждала точного распределения мест: кому первое, кому последнее – кто кого переплюнет. Государство использовало старинную систему местничества и стало само назначать на первые места. Вот тогда-то Лебедев-Кумач, человек, говорят, скромнейший, был назначен первым поэтом».
А он не хотел быть первым, но назначали, и пришлось ему исправно исполнять эту роль первача, хотя порой и мучился в душе. А родился Василий Лебедев (Кумач – это уже приставка в советское время) 27 июля (8 августа) 1898 года в Москве, в семье сапожника-кустаря. Был весьма способным мальчиком, и учительница начального городского училища выхлопотала ему стипендию для поступления в гимназию. Стипендию учредил русский историк и меценат Виноградов, живший в Англии. Однажды он приехал в Москву и устроил экзамен своему стипендиату и был потрясен, как Вася Лебедев читал своего любимого Горация на латыни – выразительно и ярко. Виноградов сказал: «Закончишь гимназию – возьму тебя в Оксфорд». В 1917 году Лебедев закончил гимназию, но было уже не до Оксфорда – грянула революция в России, которая повернула судьбу юноши совсем в другую сторону: от Горация и Катулла к революционным агиткам. И Лебедев стал Кумачом.
«Впечатление детства, юности необычайно ярки и оставляют следы на всю жизнь. Книги, зрелища («Санин» Арцыбашева, первый фокстрот на сцене – «Трутовская и Клейн»)», – так записывал впоследствии Лебедев-Кумач. Он не вел дневников, но всегда что-то записывал для памяти. Книги он любил страстно. В юности увлекался переплетным делом. Прекрасно разбирался в шрифтах, художественном оформлении… На письменном столе у него лежали то малого формата 9-томный академический Пушкин, то «Пословицы русского народа» Владимира Даля, то афанасьевские сказки, то сборники стихов Беранже или Бернса, то стихи Некрасова, Курочкина и многие другие им любимые книги. Сам он признавал, что при работе над песней испытывал влияние Некрасова (гражданственность) и Беранже (сатира). Многие песенки Беранже Лебедев-Кумач любил напевать. Еще он любил Эдмона Ростана («Ах, какой отважный герой Сирано де Бержерак!») Из русской поэзии – Гумилев, Ахматова, Пастернак… То есть вкус рафинированный. Настоящий русский интеллигент. И – «С нами Сталин родной, и железной рукой/ Нас к победе ведет Ворошилов!».
Непостижимо! А что непостижимо? Эпоха выбрала других героев, и приходилось воспевать именно их. А потом, – извините, конечно, – кушать надо! Верность режиму – это верный кусок хлеба, – и не надо возмущаться этим обстоятельством. Не отсюда ли «растут ноги» «Гимна партии большевиков»: «Партия Ленина,/ Партия Сталина, – / Мудрая партия большевиков!».
В 1919–1921 годах Лебедев-Кумач работал в Бюро печати управления Реввоенсовета и в военном отделе «Агит-РОСТА», писал рассказы, статьи, фельетоны, частушки для фронтовых газет, для агитпоездов. Одновременно учился на историко-филологическом факультете МГУ. С 1922 года Лебедев-Кумач начал сотрудничать в «большой печати»: «Рабочая газета», «Крестьянская газета», «Гудок», журналы «Лапоть» и «Крокодил». Он создал множество литературных пародий, сатирических сказок, фельетонов на тему быта, хозяйственного и культурного строительства. Участвовал в создании театральных обозрений для «Синей блузы» и самодеятельных рабочих коллективов. Как и полагалось в то время, клеймил обывателя, от управдома до жены завмага (выше подыматься было нельзя), ну, а в 1930-х появился замаскированный классовый враг – пришлось бороться и с ним и даже написать «Гимн НКВД». Наставлял молодежь: «Будь упорным, умным, ловким./ Различать умей врагов,/ И нажать курок винтовки/ Будь готов!/ – Всегда готов!»
Выходили стихи, издавались сборники, а в 1931 году Лебедев-Кумач обратился к песням, и именно они прославили его. Первые эстрадные песни прозвучали в спектакле Театра обозрений в исполнении артистов Бориса Тенина и Льва Мирова на музыку композитора Листова. Ну, а потом, как говорят, покатило, и Лебедев-Кумач сочинил около 500. Его стихи положили на музыку многие композиторы, но, пожалуй, лучше всего звучали тексты Кумача в песнях Исаака Дунаевского. А кино растиражировало Лебедева-Кумача по всей стране. Фильмы, вошедшие в золотой фонд советского кинематографа: «Веселые ребята», «Цирк», «Дети капитана Гранта», «Волга-Волга». Жизнеутверждающие, жизнерадостные, полные молодого задора и огня песни Лебедева-Кумача (да еще на прекрасную музыку) стали настоящими хитами (хотя тогда это слово не употреблялось). Их пела вся страна.
От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит, как хозяин
Необъятной родины своей.
Всюду жизнь и вольно и широко,
Точно Волга полная, течет.
Молодым везде у нас дорога,
Старикам везде у нас почет…
А «Песня о стрелках»: «Сердце хлопочет, боится опоздать, / И хочет, хочет, хочет, хочет счастье угадать» /. И, вообще:
Сердце, тебе не хочется покоя.
Сердце, как хорошо на свете жить.
Сердце, как хорошо, что ты такое!
Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить!
А как нравился всем капитан, который объездил много стран и напевал свою излюбленную песенку:
Капитан, капитан, улыбнитесь,
Ведь улыбка – это флаг корабля.
Капитан, капитан, подтянитесь,
Только смелым покоряются моря!
И всем хотелось быть смелым и покорять моря и океаны. И быть колхозницами-ударницами (как в фильме «Богатая невеста»):
А ну-ка, девушки, а ну, красавицы,
Пускай поет о нас страна,
И звонкой песнею пускай прославятся
Среди героев наши имена!
Страна строилась и мужала под звонко-голосистые песни Лебедева-Кумача. Песня трактористов перекрыла все: «Ой, вы, кони, вы, кони стальные,/ Боевые друзья-трактора,/ Веселее гудите, родные, – / Нам в поход отправляться пора. »
Для нынешних молодых, возможно, это дико звучит – «друзья-трактора», какие там поля, им главное где-нибудь потусоваться-пообниматься. Слово «труд» вообще выпало из нашего словаря. А тогда, в 30–40-е по стране гулял «Веселый ветер» больших ожиданий и больших побед: «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер»…» И припев:
Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет:
«Кто весел – тот смеется,
Кто хочет – тот добьется,
Кто ищет – тот всегда найдет!»
Начав цитировать песни Лебедева-Кумача, остановиться невозможно: их энтузиазм, оптимизм завораживает. Неужели всего можно добиться в жизни. Но, конечно, не всем нравился этот кумачовский оптимизм, поэт Ярослав Смеляков как-то бросил прилюдно реплику: «Надоела мне моча Лебедева-Кумача» и поплатился за такое высказывание: священных коров не обижают. Николай Эрдман тоже не любил Лебедева-Кумача и посмеивался над ним, но втихомолку. А простой народ, выражаясь современным языком, тащился от песен Кумача. «Комсомольская правда» до выхода фильма «Волга-Волга» опубликовала текст песни, чтобы народ мог подпевать, и – о, ужас! – вышла опечатка: вместо слова «красавица» было напечатано «крЫсавица», – Лебедев-Кумач чуть инфаркт не получил. Ну, а когда в кинокартине прозвучала «Песня о Волге» – «Красавица народная,/ Как море, полноводная…», – восторгу не было границ. Кто-то даже написал немудрящие стихи с пожеланием:
Не дремать, идти к победам новым,
Чтобы песня лилась, как ручей,
Все целуют Вас!
Любовь Орлова,
Александров.
Оба Кумачей.
«Кумачей» получилось, как «палачей». И откуда взялся второй Кумач? Загадка народного восприятия.
Власть оценила всенародные заслуги поэта-песенника, и в феврале 1937 года ему, одному из первых писателей, дали орден Трудового Красного Знамени – «за выдающуюся деятельность». В 1938 году он получил орден «Знак Почета» – «за выдающиеся заслуги в области художественной литературы». В 1940-м – орден Красной Звезды – «за образцовое выполнение приказов командования в борьбе с белофиннами». Еще Кумач был избран депутатом Верховного Совета РСФСР и почти на каждой сессии Совета выступал со стихами, а точнее, со стихотворными хвалебными одами: какая замечательная власть, какой замечательный вождь, и вообще, «с каждым днем все радостнее жить».
Однако на горизонте сгущались тучи, и соответственно моменту Лебедев-Кумач пишет знаменитую песню «Если завтра война»: «Если завтра война, если враг нападет,/ Если темная сила нагрянет, – / Как один человек, весь советский народ/ За свободную родину встанет!» В песне поэт выразил надежду, которая владела всеми (и была, разумеется, внушена пропагандой):
Мы войны не хотим, но себя защитим —
Оборону крепим мы недаром.
И на вражьей земле мы врага разгромим
Малой кровью, могучим ударом!
О чем особенно беспокоиться: «Полетит самолет, застрочит пулемет,/ Загрохочут могучие танки,/ И линкоры пойдут, и пехота пойдет,/ И помчатся лихие тачанки…» Тачанки времен гражданской войны. И победный вывод: «В целом мире нигде нету силы такой,/ Чтобы нашу страну сокрушила…» Лебедев-Кумач писал эти строки и свято в них верил. А когда началась война и доблестная Красная армия, не готовая к серьезным боям, стала отступать и сдавать город за городом, у Лебедева-Кумача произошел нервный срыв.
В середине октября 1941 года Лебедеву-Кумачу позвонил руководитель Союза писателей Александр Фадеев и сказал: «Вы назначаетесь начальником последнего эвакуационного эшелона писателей в Казань». По свидетельству родных, Василий Иванович закричал: «Я никуда из Москвы не поеду! Я мужчина, я могу держать в руках оружие!» Еще один звонок из ЦК: объявлена всеобщая эвакуация. Значит, Москву сдают?! Лебедев-Кумач метался по квартире и говорил жене, не говорил, а почти кричал: «Как же так? Я же писал: «Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим» – значит, я все врал? Ну, как же я мог так врать? Как же. » Лебедев-Кумач был буквально ошеломлен.
В воспоминаниях Юрия Нагибина написано, что на перроне Киевского вокзала он услышал, что Лебедев-Кумач сошел с ума, срывал с груди ордена и клеймил вождей как предателей…
Жена Кумача вспоминала, что при отъезде из Москвы Лебедев-Кумач выглядел несчастным и растерянным. Он увидел в газетном киоске портрет Сталина, глаза у него сделались белыми, и вдруг он заорал каким-то диким голосом: «Что же ты, сволочь усатая, Москву сдаешь?!» К счастью для Кумача, его не арестовали, а отвели в медпункт. Какое-то время Лебедева-Кумача лечили в психиатрической лечебнице НКВД в Казани. Подлечили его психику и отпустили в Москву. Он рвался на фронт, но его пустили туда только в 1943 году. И попал он в военно-морской флот, которому он посвятил «Краснофлотский марш»: «Мы – храбрые люди, / Мы родину любим, / И жизнь мы готовы отдать за нее, – / За море широкое, / За небо высокое, / За красное знамя свое!»
Прервем хронологию и вернемся к началу Отечественной войны. Днем 22 июня 1941 года Лебедеву-Кумачу позвонили из редакции газеты «Красная звезда» и попросили написать стихи о начавшемся вторжении в нашу страну фашистских войск. Как вспоминает дочь поэта Марина, Василий Иванович написал стихотворение «Священная война» за несколько часов напряженной работы, куря папиросу за папиросой, «на одном дыхании». Невозможно спокойно слушать эту песню (слова Лебедева-Кумача, музыка Александрова) без душевного трепета: и музыка, и слова просто обжигают:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война…
В 1991 году, спустя 50 лет, в год развала СССР и многочисленных разоблачений советских реалий и знаков, сразу в нескольких газетах появилось сообщение, что автор «Священной войны» вовсе не Лебедев-Кумач, а учитель русского языка из города Рыбинска Александр Боде, и написал он это стихотворение якобы в 1916 году, а послал Лебедеву-Кумачу в 1938-м. Так это или не так? Не знаю. Нужны дополнительные факты. Экспертизы. Эксперты по текстологии. Но, очевидно, это из того же ряда, кто написал «Тихий Дон»: Шолохов или Крюков, или кто-то другой. Честно говоря, не хочу даже в этом копаться.
Но был и еще случай со знаменитым шлягером «У самовара» (помните: «У самовара я и моя Маша, / А на дворе совсем уже темно…» / Эта песня была написана Фаиной Квятковской для варшавского кабаре «Морское око». В 1934 году песня попала в джаз-оркестр Утесова, и там слова приписали Лебедеву-Кумачу. Очевидно, он не возражал: песня была весьма популярной. Со временем авторство было возвращено Квятковской.
А что сказать по этому поводу? У Лебедева-Кумача есть в его записях признание: «Ангелов – нет. Искушения бывают даже у порядочных людей». Оба эти скандала с плагиатом произошли почти одновременно, но руководители тогдашней «Литературной газеты» Чаковский и Кривицкий решили: мифы разрушать не следует. Позже главный редактор «Недели» Сырокомский заявил: «Про «Машу» напечатаю, про «Священную войну» – не дам…»
Но вся эта неприятная история случилась уже после смерти Лебедева-Кумача. Вернемся к последним годам жизни поэта-песенника. Они были совсем не лучезарные. Василий Иванович записывал: «Всем казалось – после войны будет лучше». Лучше не стало. Сталин резко закрутил гайки. Особенно тяжело пришлось людям искусства. Рамки творчества сузились до щели. А у Лебедева-Кумача к тому же начался затяжной кризис. Вера была подорвана. Оптимизм исчерпан. «Сознание очистилось от шелухи, ила…» И еще одно поразительное признание: «Болен от бездарности, от серости жизни своей. Перестал видеть основную задачу – все мелко, все потускнело. Ну, еще 12 костюмов, три машины, 10 сервизов… И глупо, и пошло, и недостойно… И неинтересно».
Депрессия совпала с нездоровьем. А жена – красивая женщина с холодноватым лицом – не понимала его и спрашивала: «Когда же кончится твой творческий застой? Когда ты начнешь работать?» Другими словами, когда в доме появятся деньги… А Лебедев-Кумач не мог жить и писать по-старому: что-то надломилось в нем. Исчез не кураж. Исчезла суть. Посмотрев кинокартину «Здравствуй, Москва!», отметил в своих записях: «Много сусла, фальши и надуманности…»
Отдых, лечение в престижных санаториях не помогли, и в июле 1947 года Лебедев-Кумач уехал на дачу, во Внуково (тогда это было действительно дачная местность). Там он и прожил последние свои полтора года, по октябрь 1948-го. Один, без людей, в обществе собак, Увы и Микки. Жена во Внуково ехать отказалась, а с дочерью Мариной он активно переписывался и все время ждал ее в гости. Занимался ремонтом, разной починкой, топил печь, вечера коротал без электричества при керосиновой лампе, – вот так жил популярнейший поэт-песенник.
И не верилось, что когда-то он писал задорно и весело:
Эй, грянем сильнее!
Подтянем дружнее:
Всех разбудим, будим, будим!
Все добудем, будем, будем!
Словно колос, наша радость наливается!
Да, это он, Лебедев-Кумач, сочинил когда-то такую песню. И вот одинокие вечера при лампе. «Ты спрашиваешь, не скучно ли мне, – писал Лебедев-Кумач дочери. – Родненькая моя, я вообще не привык скучать, а тут все время находятся хотя бы мелкие делишки по дому и по обслуживанию самого себя. Это отчасти хорошо, потому что отвлекает от мыслей о болезни и помогает рассредоточиться. Иной раз с утра едва-едва встанешь (особенно, если ночью не спалось), а потом начнешь понемногу выполнять мелкие «необходимости» – и, смотришь, разошелся. Много времени, чтобы подумать, а я это дело очень люблю. Всяческие мысли идут, ассоциации, воспоминания. Кое-что записываю. Очень хочется написать кое-что в прозе. Обдумываю и постараюсь обязательно осуществить. Но ведь это не так просто. И болезнь моя мешает, и отвык я от прозы здорово. И хочется, если уж написать, хотя бы маленькую вещицу, так уж сделать это как следует, чтобы не стыдно было и самому прочесть, и другим показать – в первую очередь тебе и маме…»
Словечко «стыдно» – это о прошлых бодряческих песнях? «Морская гвардия идет уверенно, / Любой опасности глядит она в глаза, / В боях испытана, в огне проверена, / Морская гвардия – для недругов гроза!» А жизнь показала, что не такая уже она и гроза… А уж о том, что «И в воде не утонем и в огне мы не сгорим!» – и говорить не приходится. Бесшабашная ложь.
А тем временем в стране обсуждалось постановление ЦК о Михаиле Зощенко и об Анне Ахматовой и о развернувшейся борьбе с «безродными космополитами». Все писатели были ввергнуты в водоворот этих событий. И лишь Лебедев-Кумач отсиживался на даче во Внуково и молчал. Собратья по перу никак не могли понять поступок «основоположника жанра советской массовой песни». Многие утверждали: «Кумач кончился». А он не кончился, он вел эпистолярный разговор с дочерью в жизни. Наставлял, советовал:
Милая моя доченька. В общем, я верю и знаю, что у тебя все должно обойтись хорошо. Но все же не трать зря нервы и духовные силы – умей сосредоточить внимание на том, что сейчас нужнее всего. И еще помни – в жизни все расценивается не по тайным твоим мыслям и талантам, а по делам. В принципе, в потенции ты можешь быть сверхгением, но если ты себя никак не проявила – грош тебе цена. И наоборот – кто свои копеечные способности сумел развить и показать, тому честь и хвала. Одним словом, под лежачий камень и вода не течет. Родная моя, я говорю с тобою, как с самим собой, поэтому пойми все, как надо…»
Звал дочь на Новый год: «… достанем лыжи и устроим такой Дингли-Делл, какой ни одному Диккенсу не снился. И елка будет чудесно пахнуть снегом, а снег – елкой. А дрова – и елкой, и сосной, и березой. И в печке среди углей будут золотые саламандры (как у Франса в «Харчевне королевы Гусиные Лапы»)…»
Сообщал дочери, что отрастил усы и «стал походить на Брета Гарта. » Что много читает, что рад возвращению из ссылки своего друга художника Константина Ротова – «хорошо, что он уже на свободе. Но вступать в жизнь ему будет не очень легко…»
15 октября 1948 года: «… Здоровье мое ведет себя очень неровно, иногда здорово прищучивает, иногда отпускает. Пока что жить и работать спокойно не удается… все уговаривают лечь в Кремлевку. Порой мне кажется, что эскулапы безумно правы, а порой тошнит от одной мысли о Кремлевке. Золотко мое, как ты себя чувствуешь. »
31 октября 1948 года Лебедев-Кумач был госпитализирован в Кремлевскую больницу. Незадолго перед своей кончиной написал последние стихи:
…Как первый цвет, как вешний снег,
Прошла весна моя…
Вот этот лысый человек —
Ужели это я.
20 февраля 1949 года Василий Лебедев-Кумач скончался, на 51-м году жизни. Все начиналось «за здравие», а кончилось «за упокой». Из интервью «Комсомольской правде» внучки Маши: «Я часто думаю: бедный мой дедушка Василий Иванович. »
Да, непростая судьба с опасными поворотами. Но остались песни – «Нам песня жить и любить помогает…» Правда, цензура заменила слово «любить» на более гражданственное – «строить». Но все равно. Песни остались, и песни часто звучат, они – неотъемлемое наше прошлое, наша история. Я вспоминаю, как в бытность моей работы в Радиокомитете на Пятницкой мы провожали в ресторане «Прага» нашего товарища в Испанию корреспондентом радио и телевидения. Он по традиции дал так называемую «отвальную» с обилием еды и спиртного. Достигнув кондиции, собравшиеся, не сговариваясь, запели: «Броня крепка, и танки наши быстры…» Правда, это были слова не Лебедева-Кумача, а Бориса Ласкина, но написанные по духу и в стиле Кумача. Ну, а потом самого Кумача, чтобы отъезжающий в Мадрид не забывал о Москве:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город,
Сердце родины моей!
А далее последовал раскатистый припев: «Кипучая, могучая, никем непобедимая, Страна моя, Москва моя – ты самая любимая!» Такой вот был взрыв патриотических чувств в ресторане «Прага». Молодые официанты стояли, разинув рот, глядя на поющих седовласых дяденек.
А еще я себя помню маленьким перед войной в каком-то кинотеатре, куда меня привели, и там перед началом сеанса в фойе певица пела под оркестр песню Лебедева-Кумача на музыку Милютина «Чайка»: «Чайка смело / Пролетела / Над седой волной, / Окунулась / И вернулась, / Вьется надо мной…» И эта чайка стала для меня символом безмятежного предвоенного времени. «В море тает, улетает / Мой конверт живой».
Нет, не зря жил на свете Василий Иванович, писавший простенькие тексты, но какие-то выразительные и запоминающиеся. Когда мне сегодня бывает грустно, я ставлю пленочку и с упоением слушаю Леонида Утесова, его «Джаз-болельщик» на слова Лебедева-Кумача: «У меня есть тоже патефончик. / Только я его не завожу, / Потому что он меня прикончит – / Я с ума от музыки схожу…»
Или слушаю «Лимончики»: «Ой, лимончики, / Вы, мои лимончики! / Вы растете на моем балкончике…» «И захотелось сразу танцевать. »
Вы скажете: глуповато, мелко. Но еще Пушкин говорил, что поэзия должна быть немного глуповатой. Но, конечно, искренней. Литавры и пафос – это Лебедев-Кумач. Но и «лимончики» тоже.
Представленный фрагмент произведения размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО «ЛитРес» (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
источник