В морщине в пустыне

Интересный и важный материал на тему: «узнай произведение по рифме в морщине в пустыне одиноко глубоко» с полным описанием и доступным языком.

Знакомому ребенку в школе задали выучить стихотворение про тучку.

Итак, Михаил Юрич Лермонтов, стихотворение “Утёс”.

Утром в путь она умчалась рано,

Но остался влажный след в морщине

Он стоит, задумался глубоко,

И тихонько плачет он в пустыне.

Стих заучивали вместе (мама была на работе, а я псевдоняня).

Прочитали, повторили, прочитали, повторили.

-Катя, – спросил меня ребенок, – а о чём это стихотворение?

Потом подумала и добавила:

-Слушай, а почему в кино женщины, если переночевали у мужчины, поутру тихо убегают, не прощаясь?

И тут я сообразила: ребенок понял стихотворение ровно так же, как и я.

Блядо-тучка переночевала с мужичком, и с утра, по лазури, свежепотраханная, втихаря свалила. А у старого утёса в “морщине” влажный след. Стоит, думает, плачет.

У меня возникло несколько вопросов. Я вообще любознательная.

Например, первый: почему это учат в шестом классе?

Это же взрослое стихотворение. Натурально.

А второй: о чём оно на самом деле?

Вообще, если так посмотреть, для Лермонтова тучи – это вечная ассоциация с женщинами. Нет, это понятно, всё-таки, он мужик, причем, писал, будучи в самом расцвете сил. Но я вот чувствую некую обиду к тучам, вернее, к женщинам, которая вот прям сквозит.

Тучки небесные, вечные странники!

Степью лазурною, цепью жемчужною

Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники

С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?

Зависть ли тайная? злоба ль открытая?

Или на вас тяготит преступление?

Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные…

Чужды вам страсти и чужды страдания;

Нет у вас родины, нет вам изгнания.

Обратите внимание на последний абзац.

Ведь там же явно читается: все бабы – суки.

Обидели женщины Лермонтова, ох, как обидели.

А детям учи стихотворения несчастного мужичка и не понимай, откуда утёс в пустыне, чего он там плачет, и куда тучка ускакала по утру…

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.

В стихотворении Лермонтова «Утес» представлены два образа, противопоставленных друг другу: старый утёс и тучка, также они сопоставимы по следующим критериям: молодость – старость, беззаботность – обреченность, радость-печаль. Если применимо к утесу использован эпитет «старый», то «имя «»тучки» говорит само за себя, уменьшительно-ласкательный суффикс «к» создает образ тучки молодой, беззаботной, более того, она очень похожа на ребенка. Временное пространство стихотворения неоднозначно. С одной стороны — действие происходит стремительно — тучка ночевала — умчалась — утес остался одинок. Если же взглянуть более обширно, то время достаточно продолжительно. Так, тучка «ночевала на груди утеса-великана», получается, что утес-великан не просто место пребывания, а надежный кормилец, который взрастил свою подопечную, который отдал ей свою заботу, внимание. Но молодость скоротечна. Незаметно приходит старость. Благодаря ассонансу звука «о» мы слышим вой и плач одинокого пустынника… (одиноко, он, глубоко, тихонько). Убегая, тучка оставляет «влажный след в морщине», словно живительную влагу для облегчения жизни верного, мудрого друга. К сожалению, эта влага в скорости испарится, не оставив за собой ни следа воспоминаний о молодости, радости, и останутся лишь слезы — «и тихонько плачет он в пустыне».

В первой строфе преобладает порядок слов, который помогает нам также незаметно проследовать зрительно вслед за тучкой. Заметим, как меняется структурная организация строк во второй строфе. Автор использует инверсию, особенно выделяя слова- «одиноко», «задумался», «тихонько». И мы сами вместе с утесов смотрим прощальным взглядом вослед убегающей молодости-тучки. Плач тихий, потому как он не желает показаться слабым, беспомощным, прямым. Сочувствие автора к «переживаниям» утеса очевидны, не случайно стихотворение названо именно «утес», а не «тучка». И если образ тучки представлен красочной палитрой (золото, лазурь), то ни одной более-менее яркой краски мы не найдем при описании утеса. Здесь важнее другое — автор избегает всего напускного, поверхностного, и сосредотачивает внимание на глубоких внутренних переживаниях.

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

источник

Предлагаем ознакомится со следующей информацией: «узнай произведение по рифме в морщине в пустыне одиноко глубоко» и обсудить статью в комментариях.

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

«Утес» Михаил Лермонтов

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,

И тихонько плачет он в пустыне.

Стихотворение «Утес» было написано Михаилом Лермонтовым в 1841 году, за несколько недель до трагической гибели. Библиографы поэта убеждены, что он предчувствовал свою смерть и, более того, искал ее, умышленно затевая ссоры с сослуживцами и провоцируя дуэли. Тем не менее, в стихотворении «Утес» нет ни одного намека на то, что Лермонтов знает о том, что его земной путь подходит к концу. Это произведение наполнено романтикой и одухотворенностью, которыми автор нередко наделял живую природу, справедливо полагая, что люди давно уже разучились испытывать высокие и благородные чувства.

В два коротких четверостишья Михаил Лермонтов смог не только уместить очаровательную зарисовку южного пейзажа, но и вложить в свое произведение глубокий жизненный смысл. Тучи во все времена отождествлялись в религии и мифологии с чем-то неземным и божественным, их природа, долгое время остававшаяся для людей загадкой, внушала им благоговейный трепет. Утес же в данном конкретном случае символизирует нечто мирское и обыденное, не вызывающее удивление либо желания преклоняться перед тем, что можно осязать. Таким образом, в стихотворении «Утес» пересекаются духовное и материальное начала. Однако союз тучки и утеса является мимолетным и случайным. В этом Михаил Лермонтов видит нашу повседневность, в которой люди задумываются о собственной душе гораздо реже, чем беспокоятся о теле. Однако автор подчеркивает, что истинная гармония мира основана на объединении этих двух начал. Душа без тела, по его мнению, может великолепно существовать и, как тучка, которая «утром в путь умчалась рано», возвращается в иной мир, не испытывая боли и страданий. В то же время тело без души обречено если и не на гибель, то на вечные муки. Оно подобно утесу, который «одиноко стоит, задумался глубоко, и тихонько плачет в пустыне». Эпитеты, которыми автор награждает главных героев стихотворения, призваны подчеркнуть контраст между миром духовного имматериального. Легкую и невесомую тучку Михаил Лермонтов именует «золотой». Утес же предстает перед читателями старым, морщинистым и уставшим от жизни, которая давно перестала приносить ему радость.

Некоторые исследователи творчества Михаила Лермонтова придерживаются иной трактовки стихотворения «Утес», считая, что оно посвящено не единству двух начал, а человеческим взаимоотношениям. Так, «тучка золотая» олицетворяет ветреную красавицу, полную жизни, сил и счастья. А утес выступает в роли солидного и умудренного опытом пожилого господина, который считает, что все прелести жизни лично для него уже остались в прошлом. Он вполне годится на роль отца таинственной незнакомки или же ее случайного знакомого, для которого общение с девушкой неожиданно оказывается весьма приятным. Но вот красавица упорхнула, предпочтя его обществу компанию небесной «лазури» или, попросту говоря, своих подружек. И пожилой мужчина еще отчетливее ощущает свое одиночество, понимая, что среди веселой молодежи он выглядит незваным гостем на чужом празднике жизни. Осознание этого вызывает у него чувство жалости к самому себе, глубокую печаль и ощущение беспомощности. Не исключено, что в образе пожилого господина-утеса Михаил Лермонтов изобразил самого себя. Несмотря на молодость (на момент гибели поэту исполнилось всего 28 лет), в душе он чувствовал себя глубоким стариком. Страдания, связанные с невозможностью реализовать себя в мире, который соткан из противоречий, заставили Михаила Лермонтова фактически поставить крест на собственной жизни. И, наблюдая за тем, как другие люди, немногим моложе его, могут позволить себе роскошь быть по-настоящему счастливыми, поэту лишь оставалось смириться с собственной участью и признать, что он обречен на вечное одиночество и непонимание.

Аннотация: Антиномичность являет — ся составной частью русского менталитета. Эту особенность тонко ощущал лермонтов, когда использовал художественный прием антитезы. на контрасте построены многие его произведения. в статье рассматривает — ся искусное применение этого приема авто — ром в стихотворении «утес». написанное в зрелый период творчества поэта, стихот — ворение отличается высоким мастерством исполнения, логической четкостью мысли и глубоким проникновением в мир челове — ческих переживаний.

Ключевые слова: антитеза, русский менталитет, лирический герой.

в. Г. Белинский о лермонтовской по — эзии писал: «По глубине мысли, роскоши поэтических образов, увлекательной, неот — разимой силе поэтического обаяния, пол — ноте жизни и типической оригинальности, по избытку силы, бьющей огненным фонта — ном, его создания напоминают собою созда — ния великих поэтов» . к лучшим образ — цам русской и мировой литературы, где ан — титеза как бы растворяется в гармонии всех строф, является стихотворение «утёс».

Посмотрим подробнее, каким обра — зом автору удаётся впрячь в одну коляску антитезу и гармонию, не потеряв при этом чувств русского архетипа. в контексте рус — ского менталитета важно задержаться на этом стихотворении. оно, не упоминающее живых героев-людей, завораживает чита — теля драматическим накалом духовных страстей, страстей, по-детски обнажённой беззащитностью переживаемых чувств и какой-то необыкновенно высокой одухот — ворённой печалью.

и черновые варианты, и окончатель — ный текст этой лермонтовской миниатю — ры, сохранившиеся в знаменитой запис — ной книжке в. ф. одоевского (черновой и беловой автографы – в рукописном отделе ГПБ им. м. е. салтыкова-Щедрина. собр. рукописей лермонтова № 12), относятся к

1841 году, к тем последним месяцам жиз-

ни, когда противоречие между демоничес — ки гордой, свободолюбивой личностью поэ — та и царедворцествующей толпой достигла рокового предела.

написанное в зрелый период твор — чества поэта, когда уже были известны лучшие его творения, стихотворение отли — чается высоким мастерством исполнения, логической чёткостью мысли и глубоким проникновением в мир человеческих пере — живаний. оно как нельзя лучше передаёт состояние умироворённой души русского человека в момент медитативных размыш — лений над смыслом бытия. содержание его пропущено через субъективное восприятие мира лирического героя. и всё это несмотря на то, что внешне здесь нет ни одного оду — шевлённого существа, ни одной живой лич — ности. есть, казалось бы, только одна живо — писно нарисованная картина природы:

Утром в путь она умчалась рано, По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине

Он стоит, задумался глубоко,

И тихонько плачет он в пустыне .

конечно же, не могло это небольшое по объёму произведение волновать умы и души читателей, если бы не содержало в себе глубоких мыслей и большой силы эмоционального порыва, «бьющего, – по словам в. Г. Белинского, – огненным фон — таном».

как же выражает антитеза эти мысли и чувства, затрагивая волнения души рус — ского человека?

стихотворение «утёс» антиномично по своему строению и тяготеет к полярной расстановке образно-смысловых сил, к про — тивопоставлению первой и второй строфы, связанных с разными тематическими объ — ектами. каждая из частей «утёса», завер — шённая как логически, так и синтаксичес — ки, могла бы жить своей самостоятельной жизнью. Первая часть – до противительного

«но», вторая – последние четыре строчки. содержание первой строфы связано с

золотой тучкой; а второй – с судьбой старо — го утёса. Разные темы выражены по-разно — му. если первая строфа при чтении создаёт впечатление игривой лёгкости, бездумной улыбчивости, то вторая, напротив, – могу — чей и умудрённой величавости.

легкость первой строфы достигает — ся отсутствием длительных пауз и резких переносов; наличием чётко выдержанной рифмовки и делением на две равнослож — ные части (по двадцать слогов в каждой), причём каждая из этих частей совпадает с предложением-периодом (первая часть –

«ночевала тучка золотая на груди утёса ве — ликана» и вторая часть – «утром в путь она умчалась рано По лазури весело играя»).

интересно отметить, что в первона — чальном варианте (собрание рукописей михаила Юрьевича лермонтова, «запис — ная книжка, подаренная лермонтову в. ф. одоевским») было больше внутристрочных пауз (после «приятно» и перед «куда») и большая пауза после «встало», переданная на письме точками.

Как однажды тучка золотая

Было ей приятно, утро встало… Мчится прочь, куда совсем не зная .

однако автор изменил такое построе — ние, так как оно не выражало той лёгкости и мелодичности, которые были присущи окончательному тексту.

вторая строфа переводит повество — вание в иное русло – русло безысходной трагедийной тоски, которая, естественно, не может быть выражена такой же мело — дически облегчённой тональностью, как в первом случае. Этому «иному», играюще — му роль экспрессивного заряда, даёт пер — воначальный толчок противительный союз

«но» (фигурирует он во всех черновых вари — антах), разрушительная сила периодичес — ких модуляций которого передаётся всем последующим интонационным отрезкам стихотворения и находит соответствующее выражение в сильном «переносе» в середи — не строфы. в результате этого строфа уже будет скрепляться не по законам симмет — рии, а по принципу асимметричности (если к тому же учесть разное количество слогов в строчках и предложениях):

Но остался влажный след в морщине

Построенные таким образом стихи, благодаря асимметрии и разной протяжён — ности пауз в количественном отношении, расшатывают ритм, изменяют плавный ритмический рисунок, а прерывистые и экспрессивно-сочные штрихи, передающие страдания старого утёса, покинутого легко — крылой тучкой, способствуют этому. После мелодичной гармонии первой строфы с оби — лием легко произносимых согласных бро — сается в глаза «неблагозвучность» второй – сочетание согласных РЩ, стР, в то время как в первой строфе всего один случай та — кого сочетания, опять-таки связанного с те — мой утёса («на груди утёса-великана»).

черновые варианты свидетельству — ют о том, что такого результата лермонтов добивался сознательно. если первоначаль — ный набросок ничем почти не отличался по мелодичности от первой строфы:

Но остался влажный след на камне, И хранит он в трещине глубоко ,

то в следующей уже имеется перенос:

Но остался влажный след на камне, И хранит утёс его, и снова

Он стоит, задумался глубоко… .

окончательная редакция позволя — ет автору резче выделить слова, несущие самую большую смысловую нагрузку, по — скольку они стоят в сильной интонацион — ной позиции («в морщине», «одиноко») и выделяется благодаря логическим ударе — ниям («старого утёса», «он стоит»). имен — но эти выделенные слова и словосочетания сосредотачивают всю трагическую силу ли — рического чувства.

При этом характерно, что во всём сти — хотворении нет лексики нейтральной, ко — торая выражала бы своей семантической и звуковой насыщенностью основную идею произведения. лексика «утёса», не имея ничего общего с затасканными романти — ческими шаблонами, явственно делится на два лексических ряда, связанные с двумя тематическими мотивами – золотой тучки и угрюмого утёса.

слова первого лексического ряда со — здают впечатление воздушной лёгкости

(этому способствует наличие смягчающих согласных «ч» и «л»), стремительности, передаваемой глаголами, выражающими движение («ночевала», «умчалась», «весе — ло играя» и нагнетание звуков «у», стоя — щих в двух случаях под ударением, в тре — тьей строчке «утром в путь она умчалась рано…» и впечатляющей красоты (движе — ние золотой тучки по утренней лазури).

не создалось бы такого зрительно — го впечатления, если бы перечисленное не контрастировало со вторым лексическим рядом, который начинается уже во второй строчке первой строфы. лексика второго ряда – возвышенно-торжественная. ин — тересно то, что для создания торжествен — ности поэт нигде не прибегает к однажды испытанному художественному приёму: к архаической лексике, к восклицательным и вопросительным конструкциям, к инвер — сиям, приподнятым обращениям, к роман — тическим выражениям и так далее.

опорные слова второй строфы самые что ни на есть земные – «морщина», «ста — рый утёс», «одиноко», «стоит»… и вне лер — монтовского контекста они прозаичны. торжественность второй строфы достига — ется ритмико-интонационным строем всего произведения, его богатой синтаксической и звуковой инструментовкой. интонаци — онно и ритмически эти слова особо выде — ляются из текста. При чтении стихов, по — скольку они окружены паузами различной протяжённости (особую роль в нагнетании пауз играют здесь переносы), появляется прерывистость, что, в свою очередь, выли — вается во взволнованную интонацию, речь становится эмфатичной, а на фоне мело — дичной первой строфы – приподнятой.

уже первый стих второй строфы зву — чит как глубокий вздох по утраченной кра — соте. впечатление длительности и особой скорбности этого вздоха усиливается тем, что этот стих полностью не заканчивается на одной строчке, а доходит до середины второй, за ней следует длительная пауза, во время которой читатель как бы переводит дыхание, одновременно осмысляя только что происшедшее и задумываясь о даль — нейшей судьбе утёса: это жизнь разуверив — шейся души, обречённой на одиночество в одинокой пустыне, а отсюда уже не просто вздох, душевный крик, пронизывающий остальные строчки произведения.

наиболее впечатляюще этот мотив

передаётся через логически и интонацион — но выделенную изобразительную метафо — ру «одиноко он стоит, задумался глубоко» (ощущение боли обостряется аранжиров — кой звука «о», а одиночества – подчёрк — нуто непоэтичной угловатостью фразы), являющуюся центральным логическим и кульминационным центром символически одушевлённого утёса.

Развязкой же, а одновременно и эпи — логом этой относительно небольшой сю — жетной сценки является надолго запоми — нающийся образ плачущего в одиночестве седого великана. лермонтовская миниатю — ра, таким образом, представляет собой про- изведение с развивающимся фабульным содержанием, экспозиция которого, начи- наясь за пределами текста, продолжается в первых двух стихах первой части и вылива — ется в конце концов в печальную симфонию нераздельных человеческих отношений.

очень трогателен и многозначен в сти — хотворении эпитет «тихонько», означаю — щий и стыдливость (ведь он такой могучий, сильный) и стремление не выдавать своих нежных и запоздалых чувств (ведь он уже морщинистый и старый, а в первоначаль — ной редакции – «седой»), и нежелание на — рушать окружающей тишины и покоя. на такое способны только разумные существа высокого интеллекта, с поэтическим вооб — ражением и высоким человеческим благо — родством.

надо, конечно, вникнуть в сущность печали утёса, чтобы правильно понять её. Было бы гораздо легче его богатырской душе, находись рядом его друзья, которым можно было бы поведать и радость свою, и печаль. но судьба обрекла на одиночество. Посетившая прелестная красавица-тучка беспечно умчалась от него.

мастерство лермонтова проявляется не только в исполнении лексики, но и в при — менении нужного стихотворного размера. стихотворение «утёс» написано трёхстоп — ным хореем – размером, довольно редко употребляющимся поэтами. у лермонтова, кроме «утёса», он встречается ещё в «стан — сах» («не могу на родине томиться…»),

«к…» («мы случайно сведены судьбою»),

«выхожу один я на дорогу…». трёхстоп — ный хорей в «утёсе» не во всех стихах оди — наков, использует его поэт умело, малей — шие отклонения от заданной классической схемы точно передают многообразие оттен-

употребляемые в начале строчек (в пяти случаях из восьми) безударные глас — ные пиррихия придают первоначальное плавное движение, которое, как бы по инерции повторяясь второй раз во второй части, продолжает своё движение во всей фразе. симметричное повторение удар — ных и безударных гласных в двух парал — лельных строчках и создаёт мелодическую плавность и умиротворённость, передаю — щих состояние наслаждающихся счастьем:

«ночевала тучка золотая. на груди утёса великана».

но стоило только тучке покинуть его, как ритм меняется, и расположение пир — рихиев в следующих стихах становится иным. третий стих начинается уже с удар — ного гласного и, потеряв два лёгких безу — дарных гласных (вместо них образовалась хореическая стопа), звучит уже тяжелее и напряжённее, хотя иллюзия движения не пропадает: просто функцию движения вы — полняет уже не ритм, а звукопись – «ут — ром в путь она умчалась рано». четвёртый стих, повторяя схему первых двух, возвра — щает строфе первоначальную живость.

Ритмико-интонационные изменения связаны со смысловой стороной произве — дения: острая тоска по умчавшейся тучке уступает место продолжительной тихой грусти смирившегося со своей горькой участью утёса. и всё-таки, как бы велики ни были ритмические перебои (особенно во второй части), стихотворение оставляет впечатление гармонической цельности, ме- лодичности и ритмической завершённости. недаром оно было переложено на музыку даргомыжским. весь комплекс художест — венных приёмов лермонтовской миниатю — ры способствует мелодической эвфониза — ции произведения: расстановка интонаци — онных пауз; обилие легко произносимых согласных звуков (особенно связанных с темой тучки); скромная неброскость рифм (рифмы употребляются точные и неслож- ные «золотая-играя», «великана-рано»,

«морщине-пустыне», «одиноко-глубоко»), причём во всех стихах автор употребляет женские окончания, смягчающие звуко — пись стихов и способствующие переходу произведения в рамки элегии; симметрич- ность синтаксических периодов, связан- ных с тематическими периодами, чёткой кольцевой рифмовкой; равным количест-

вом слогов в строчках (по десять слогов в каждой) и так далее.

всё это применяется поэтом без нажи — ма и незаметно для читателя. строфы сби — ты так искусно, что за ними не чувствуется кропотливого труда писателя. они создава — лись в те вдохновенные минуты, «когда и ум и сердце полны, и рифмы дружные, как волны, журча, одна во след другой несутся вольной чередой» (1, 80).

обращает на себя внимание в послед — ней строчке утёса» ключевое слово «пусты — ня», которое в рассматриваемом произведе — нии острее передаёт состояние одиночест — ва героя. Понятие «пустыня» включает смысл, связанный не только с названием географической местности, но и с другими смысловыми оттенками: духовное одино — чество, безлюдье, что по-своему отражало настроения передовых людей 30-40-х годов хiх века в условиях николаевской реак — ции. Эта «многозначность» лермонтовских метафор проявляется и в других стихот — ворениях поэта, в особенности в философ- ских миниатюрах, таких, как «Парус»,

«сосна», («на севере диком стоит одино — ко…»), «Горные вершины спят во тьме ноч — ной…», «Прощай, немытая Россия» и дру — гие. и проистекает она (многозначность) не только из стремления к интенсивному абстрагированию, сколько из самих алле — горических уподоблений, постоянной тяги лермонтова к ассоциативным образам. в

«утёсе» это «золотая тучка», «грудь утё — са», «лазурь», «влажный след», «морщина утёса», «пустыня». но автор часто ставит к подлежащим качественные определения, что в свою очередь способствует конкрети- зации предметов. именно поэтому и пере — живает читатель, что перед ним не бездуш — ные символы, а герои, наделённые индиви — дуальными характерами.

вот и здесь: немного воображения, и мы уже рассуждаем об утёсе не как о камен — ной неживой глыбе, а как об одушевлённом существе, имеющем право на счастье, но в стечении обстоятельств вынужденного страдать в пустынном бесчеловечном мире. мы всецело на стороне этого гордого, без- защитного великана, мы сочувствуем его горю и одиночеству. в образах-аллегориях символизированы по сути две человеческие жизни, два разных характера.

самая символика здесь идёт не от объекта – она слишком условна, слишком

внутренняя, осмысление объектов слиш — ком отдалено от реального положения ве — щей: утёс «задумался глубоко», и «тихонь — ко плачет он в пустыне». При внесении субъективного, эмоционально-человечес — кого здесь очень резко, явно и составляет основу лиризма. мы непрерывно ощуща — ем, что это человек так чувствует, пережи — вает, материализует в объектах своё пере — живание, а не самые объекты живут и дейс — твуют. «в нём первом русский дух осознал себя во всей своей глубине и широте; в нём этот дух уверовал в свою природу и в свой творческий акт – акт, направленный на со — вершенство формы, обусловленное сердеч — ным созерцанием и достигаемое реально и с радостью только при наличии этого созер — цания, только при желании его» .

и не просто всякий человек, уточним мы, а конкретный – м. Ю. лермонтов, поэт тридцатых годов, преследуемый «немытой Россией», лишённый настоящего дружес — кого общения, но жаждущий человеческо — го счастья, материализует свои пережива — ния.

А. и. Герцен в брошюре «о развитии революционных идей в России» (1851 год), характеризуя творческий облик поэта, вер — но заметил: «…мужественная, печальная мысль всегда лежит на его челе, она скво — зит во всех его стихах. Это не отвлечённая мысль, стремящаяся украсить себя цвета- ми поэзии; нет, раздумья лермонтова – это его поэзия, его мучение, его сила» . и не — льзя не увидеть в стихотворении «утёс» мя — тущуюся душу поэта, его «мужественную, печальную мысль», трагедийную судьбу лермонтовского поколения, если усматри- вать в нём только картину природы, роман — тический пейзаж. необходимо осмысление философского содержания миниатюры, его связи с общественными условиями после — декабристской поры.

Более сложная картина противопос — тавлений наблюдается в «Парусе», где ху — дожественный приём инверсии в образной системе не просто перестановка, а переста — новка, создающая противопоставление. здесь даёт о себе знать столкновение реаль — но-настоящее, по тексту обычная морская

«идиллия», со свистящим на просторе вет — ром, с лучами золотого солнца и струями светлой лазури, с мятежными романтичес — кими порывами лирического героя:

Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой,

Как будто в бурях есть покой (1, 489).

в стихотворение «нищий» мечта (же — лания слепого человека) и реальность («но кто-то камень положил в его протянутую руку») как бы меняются местами.

«холодной буквой трудно объяснить боренье дум…» (1, 354) – сетовал лермон — тов. сетовать-то сетовал, но умел по-хозяй- ски распорядиться этими буквами, нани- зывая их, как бисер на жемчужную нить, превращая в живые картины жизни, да так, что им «без волненья внимать невоз — можно» (1, 65). надо было найти такие ху — дожественные стилевые приёмы, которые бы наибольшим образом выражали слож — ный и противоречивый характер создате — ля. нельзя подобный поиск представить таким образом – вот, дескать, засел поэт за письменный стол и стал выдумывать. нет, конечно, происходит всё это интуитивно. и уж, коли «есть сила благодатная в созву — чье сил живых» (1, 65), то эту силу можно отыскать, тогда-то «из пламя и света Рож — дённое слово» засверкает нужными для создателя красками. Антитеза, о которой идёт речь, выявляется самым необычным образом. недаром же он был «двух стихий жилец угрюмый». «слёзы разлуки», «тре — пет свиданья», «в одном всё чисто», а «в другом всё зло», «священное и порочное»,

«доброе и злое», возвышенное и низмен — ное. земля и небо… рождали своеобразное видение мира, вылившееся в художествен — ных произведениях в своеобразный поэти — ческий приём интонационного контраста.

сам тип интонации (интонация – гром — ко произносить, то есть иначе произносить, не так, как все произносят) в поэтических строчках рождается при помощи различ — ных приёмов: повышение или понижение голоса, как мы убедились при анализе сти — хотворения «утёс», логических и смыс — ловых ударений, замедления и ускорения проговариваемых поэтических синтагм. изменения голосового тембра, инверсии разного рода, использование контрастиру — ющих элементов – всё это подсказано самой Природой, той «нежной звездой», которая очаровала поэта в юные годы.

так стихотворение «желание» («от — ворите мне темницу…»), имеющее много об-

щего с «Парусом», строится на двух проти — воположных в смысловом отношении пери — одах. Первый период состоит из двух строф, выражает «разбойную» волю вышедшего из темницы героя, жаждущего хоть раз проскакать на черногривом коне по синему полю, горящего желанием состязаться в до — щатом челноке под парусом «с дикой при — хотью пучин». во всём видится широкая русская натура. из первых строчек выри — совывается волевой человек с молодецки — ми порывами к борьбе, презирающий страх стихии. и вдруг (именно вдруг) во втором интонационном и смысловом периоде тот же герой просит умиротворённой без битв и тревог тихой жизни «в мечтаньях рая».

Дайте мне дворец высокий И кругом зелёный сад, Чтоб в тени его широкой Зрел янтарный виноград; Чтоб фонтан не умолкая,

В зале мраморном звучал… (1, 474).

мотив «желания» сада и мира есть выражение благостного права и желания не только лирического героя, но и всех нравственных единомышленников лер — монтова. то, что в данном случае давалось в двух пространных, взаимоисключающих периодах, в «желание», в «Парусе» выяв — ляется в противоположных по смыслу и интонациях парах, варьирующих в различ — ных смысловых оттенках мотивов «покоя» и «бури». от стихотворения к стихотворе — нию мы видим рост художественного мас- терства. А сам приём становился всё более и более осязаемым, оно, подобно взрывно — му устройству, разрушает идиллическую гармонию, создавая огромную силу напря — жения в стихах.

в некоторых случаях противопостав — ление выражает суть произведения, как, например, было в «утёсе» ( и мы убедились в этом), в стихотворениях «дары терека»,

«смерть поэта», «сосна», «Бородино». к характерному приёму поэт находит соот — ветствующие им лексическое оформление, синтаксическую организацию, использова — ние разных тропов и т. п.

в связи со сказанным отнюдь не слу — чайна тяга поэта к метафоричным формам, таким, скажем, как «к добру и злу постыд — но равнодушны», «среди сомнений лож — но чёрных и ложно радужных надежд»,

«Прекрасна, как ангел небесный, как де-

мон, коварна и зла», «сошлися на свадь — бу ночную, на тризну больших похорон»,

«и вы не смоете всей ваше чёрной кровью Поэта праведную кровь!», «но красоты их безобразной он быстро таинство постиг»,

«терек воет, дик и злобен, слёзы брызгами летят», «и в первый раз не кровь вдоль по тебе текла, но светлая слеза – жемчужина страданья», «в них слёзы разлуки, в них трепет свиданья…». здесь можно было бы процитировать всю клятву демона из одно- имённой поэмы. Построений по принципу противопоставления – «день первый и день последний», «позор преступленья и правды торжество», «горькое паденье и победа»,

«свиданье и разлука», «ад и земная святы — ня», «последний взгляд и первая слеза» и т. п. – много в произведениях поэта.

Материал взят из: Вестник МГОУ. Серия «Русская филология». – № 3. – 2009

источник

«Утес» Михаил Лермонтов

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,

И тихонько плачет он в пустыне.

Но остался влажный след в морщине Старого утёса.

Картинка 17 из презентации «Стихотворения М.Ю.Лермонтова «Три пальмы», «Листок», «Утёс»»

Размеры: 825 х 554 пикселей, формат: jpg. Чтобы бесплатно скачать картинку для урока литературы щёлкните по изображению правой кнопкой мышки и нажмите «Сохранить изображение как. ». Для показа картинок на уроке Вы также можете бесплатно скачать презентацию «Стихотворения М.Ю.Лермонтова «Три пальмы», «Листок», «Утёс».ppt» целиком со всеми картинками в zip-архиве. Размер архива — 2088 КБ.

«Лермонтов Утёс» — О том, как юные легкомысленны, подвижны, изменчивы. Только ли о размере идет речь, когда поэт говорит «тучка»? Как Лермонтов описал удивительно красивый пейзаж в стихотворении «Утес»? В нем яркие картины, в нем звучит музыка. А старые люди мудры, но порой одиноки и неподвижны. Описывая природу, Лермонтов подразумевал и межчеловеческие отношения.

«Следы животных» — Давайте поработаем… Как Вы думаете… Какие представители отряда Грызунов обитают в вашей местности? Какие виды животных населяют территорию нашего края? Как определить принадлежность следов к конкретному виду животных? Какие животные из отряда Хищные встречаются в вашей местности? Вы знаете… Подумайте…

«Влажные экваториальные леса» — Есть и крупные хищники. Поэтому лес всегда зелёный, некоторые растения цветут, и бывают плоды. Многие животные обитают на деревьях. Влажный тропический лес -. Животный мир экваториальных лесов богат и разнообразен. Осадки выпадают равномерно в течение всего года. Фауна. Климат жаркий и влажный. Разнообразны насекомые, многие из которых ведут паразитический образ жизни.

«Сравнение «Пророка» Лермонтова и Пушкина» — Становление Некрасова. Судьба. Пушкин «Пророк». Сердце не научится любить. Лермонтов «Пророк». Книга пророка Иеремии. Сравнительный анализ трех стихотворений. Крамской «Христос в пустыне». Темы покаяния. Некрасов «Пророк». Чернышевский. Сравнительный анализ стихотворений «Пророк». Три пророка. Основные темы лирики.

«Поэма М.Ю.Лермонтова «Мцыри»» — Комментированное сопровождение учителя. Стилистические особенности «Мцыри». Образ Мцыри. Вершина Лермонтовского мастерства. Заполните таблицу. Жанровая революция. Творческий вопрос. Вопрос на эрудицию. Литературоведческая пирамида. Поэтика заглавия поэмы «Мцыри». Сюжет «Мцыри». Знатоки поэм М.Ю. Лермонтова.

«Анализ «Песни про купца Калашникова»» — Самоанализ работы. Русские традиции. Хранитель народной психологии. Лихой боец купец Калашников. Калашников. Песня — один из любимых жанров Лермонтова. М.Ю.Лермонтов. Анализ текста. Режиссёр театра. Рекомендации для актёров. Кулачный бой. Купец Калашников.

Старого утеса.Одиноко
Он стоит,задумался глубоко
И тихонько плачет он в пустыне.Помогите сделать разметку стихотворения для выразительного чтения.Определить тон и темп каждой строчки

Но остался влажный след в морщине старого утеса. ( без пауз, средний темп, том понижается к концу предложения).
Одиноко он стоит, ( пауза )
Задумался глубоко (пауза, осмысление фразы, нужно передать чувство одиночества и погружён имя в себя, задумчивость)
И тихонько плачет он в пустыне (темп медленный, произносить печально с акцентом на слово ПЛАЧЕТ).

Кто выполнит все задания получит самую лучшую оценку.
Какие слова в рассказе ёлка ты считаеш главным
Составь план произведения ёлка

Ночевала тучка золотая
На груди утёса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утёса.Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.

Она заросла диким виноградом. По утрам солнце бьет в нее сквозь пурпурную, лиловую, зеленую и лимонную листву, и мне всегда кажется, что я просыпаюсь внутри зажженной елки. Воробьи с удивлением заглядывают в беседку. Их смертельно занимают часы. Они тикают на врытом в землю круглом столе. Воробьи подбираются к ним, слушают тиканье то одним, то другим ухом и потом сильно клюют часы в циферблат.

Особенно хорошо в беседке в тихие осенние ночи, когда в саду шумит вполголоса неторопливый отвесный дождь.

Прохладный воздух едва качает язычок свечи. Угловатые тени от виноградных листьев лежат на потолке беседки. Ночная бабочка, похожая на комок серого шелка-сырца, садится на раскры-тую книгу и оставляет на странице тончайшую блестящую пыль.

Пахнет дождем — нежным и вместе с тем острым запахом влаги, сырых садовых дорожек.

На рассвете я просыпаюсь. Туман шуршит в саду. В тумане падают листья. Я вытаскиваю из колодца ведро воды. Из ведра выскакивает лягушка. Я обливаюсь колодезной водой и слушаю рожок пастуха — он поет еще далеко, у самой околицы.

Я иду в пустую баню, кипячу чай. На печке заводит свою песню сверчок. Он поет очень громко и не обращает внимания ни на мои шаги, ни на звон чашек.

Светает. Я беру весла и иду к реке. Цепной пес Дивный спит у калитки. Он бьет хвостом по земле, но не подымает головы. Дивный давно привык к моим уходам на рассвете. Он только зевает мне вслед и шумно вздыхает.

Я отплываю в тумане. Восток розовеет. Уже не доносится запах дыма сельских печей. Остается только безмолвие воды, зарослей, вековых ив.

Впереди — пустынный сентябрьский день. Впереди — затерянность в этом огромном мире пахучей листвы, трав, осеннего увядания, затишливых вод, облаков, низкого неба. И эту затерян-ность я всегда ощущаю как счастье.

Купила, поделилась, но никто даже Спасибо не сказал!
На следующий день выхожу я на улицу, а ребята кричат:
-» Деньги есть?»
Я отвечаю:
-«Сегодня нет»
И они ушли без меня гулять. Вот такие они «друзья»
Много друзей, коли денюжки есть.
Какой это текст: повествовательный, рассуждение, описание?
Плииз

источник

Знакомому ребенку в школе задали выучить стихотворение про тучку.
Итак, Михаил Юрич Лермонтов, стихотворение «Утёс».

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Стих заучивали вместе (мама была на работе, а я псевдоняня).
Прочитали, повторили, прочитали, повторили.
-Катя, — спросил меня ребенок, — а о чём это стихотворение?

И тут я сообразила: ребенок понял стихотворение ровно так же, как и я.
Блядо-тучка переночевала с мужичком, и с утра, по лазури, свежепотраханная, втихаря свалила. А у старого утёса в «морщине» влажный след. Стоит, думает, плачет.

У меня возникло несколько вопросов. Я вообще любознательная.
Например, первый: почему это учат в шестом классе?
Это же взрослое стихотворение. Натурально.
А второй: о чём оно на самом деле?

Вообще, если так посмотреть, для Лермонтова тучи — это вечная ассоциация с женщинами. Нет, это понятно, всё-таки, он мужик, причем, писал, будучи в самом расцвете сил. Но я вот чувствую некую обиду к тучам, вернее, к женщинам, которая вот прям сквозит.

Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные.
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно-холодные, вечно-свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.

Обратите внимание на последний абзац.
Ведь там же явно читается: все бабы — суки.
Обидели женщины Лермонтова, ох, как обидели.
А детям учи стихотворения несчастного мужичка и не понимай, откуда утёс в пустыне, чего он там плачет, и куда тучка ускакала по утру.

Интересный и важный материал на тему: «но остался влажный след в морщине» с полным описанием и доступным языком.

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Есть у меня твой силуэт,
Мне мил его печальный цвет;
Висит он на груди моей,
И мрачен он, как сердце в ней.

В глазах нет жизни и огня,
Зато он вечно близ меня;
Он тень твоя, но я люблю,
Как тень блаженства, тень твою.

Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.

Я говорю с подругой юных дней;
В твоих чертах ищу черты другие;
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.

Сюда можно добавить более длинные, но легкие для запоминания произведения Лермонтова:

И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья. что пользы напрасно и вечно желать.
А годы проходят — все лучшие годы!

Любить… но кого же. на время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и всё там ничтожно…

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка…

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

В два коротких четверостишья Михаил Лермонтов смог не только уместить очаровательную зарисовку южного пейзажа, но и вложить в свое произведение глубокий жизненный смысл. Тучи во все времена отождествлялись в религии и мифологии с чем-то неземным и божественным, их природа, долгое время остававшаяся для людей загадкой, внушала им благоговейный трепет. Утес же в данном конкретном случае символизирует нечто мирское и обыденное, не вызывающее удивление либо желания преклоняться перед тем, что можно осязать . Таким образом, в стихотворении «Утес» пересекаются духовное и материальное начала. Однако союз тучки и утеса является мимолетным и случайным. В этом Михаил Лермонтов видит нашу повседневность, в которой люди задумываются о собственной душе гораздо реже, чем беспокоятся о теле. Однако автор подчеркивает, что истинная гармония мира основана на объединении этих двух начал. Душа без тела, по его мнению, может великолепно существовать и, как тучка, которая «утром в путь умчалась рано», возвращается в иной мир, не испытывая боли и страданий. В то же время тело без души обречено если и не на гибель, то на вечные муки. Оно подобно утесу, который «одиноко стоит, задумался глубоко, и тихонько плачет в пустыне». Эпитеты, которыми автор награждает главных героев стихотворения, призваны подчеркнуть контраст между миром духовного имматериального. Легкую и невесомую тучку Михаил Лермонтов именует «золотой». Утес же предстает перед читателями старым, морщинистым и уставшим от жизни, которая давно перестала приносить ему радость.

Некоторые исследователи творчества Михаила Лермонтова придерживаются иной трактовки стихотворения «Утес», считая, что оно посвящено не единству двух начал, а человеческим взаимоотношениям . Так, «тучка золотая» олицетворяет ветреную красавицу, полную жизни, сил и счастья. А утес выступает в роли солидного и умудренного опытом пожилого господина, который считает, что все прелести жизни лично для него уже остались в прошлом. Он вполне годится на роль отца таинственной незнакомки или же ее случайного знакомого, для которого общение с девушкой неожиданно оказывается весьма приятным. Но вот красавица упорхнула, предпочтя его обществу компанию небесной «лазури» или, попросту говоря, своих подружек. И пожилой мужчина еще отчетливее ощущает свое одиночество, понимая, что среди веселой молодежи он выглядит незваным гостем на чужом празднике жизни. Осознание этого вызывает у него чувство жалости к самому себе, глубокую печаль и ощущение беспомощности. Не исключено, что в образе пожилого господина-утеса Михаил Лермонтов изобразил самого себя. Несмотря на молодость (на момент гибели поэту исполнилось всего 28 лет), в душе он чувствовал себя глубоким стариком. Страдания, связанные с невозможностью реализовать себя в мире, который соткан из противоречий, заставили Михаила Лермонтова фактически поставить крест на собственной жизни. И, наблюдая за тем, как другие люди, немногим моложе его, могут позволить себе роскошь быть по-настоящему счастливыми, поэту лишь оставалось смириться с собственной участью и признать, что он обречен на вечное одиночество и непонимание.

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана,

Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,

Произведение великого русского поэта относится к позднему периоду творчества. Лейтмотивом стихотворения «Утёс» выступает идея одиночества любви. Михаил Юрьевич Лермонтов рассказывает о том, какой бывает любовь.

В этом стихотворении перед читателем предстают два главных героя: тучка золотая и утёс-великан. Поэт предлагает своё философское видение, в котором отношения между людьми переносятся на события природы, и сквозь призму природных явлений мы изучаем мысли и чувства людей.

Герои произведения — два противоположных образа. Золотая тучка — лёгкая, летучая, очень нежная красавица. В ней раскрывается игривое настроение, легкая влюблённость и открытость этому миру. Свободная игривая тучка привлекает утёс-великан. Он большой и тяжёлый, одиноко стоящий посреди пустыни. Возможно, он один может стать другом для тучки, скитающейся над безмолвной пустыней. И между ними возникает связь, как между родственными душами. Автор пишет об отношениях тучки и утёса:

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана.

Для неё утёс стал ночным пристанищем, который мог приютить её на своей груди. Для него тучка стала мимолётным развлечением, о чём он мечтал посреди пустыни.

Пустыня стала тем местом, где встретились два живых создания, которые наполнены чувствами и способны любить. Их чувства соединились на короткое мгновение. Как будто пробежала искра, породившая тепло в груди старого утёса. Но несколько другие переживания в лёгкой непринуждённой тучке. Её мысли более лёгкие, переживания не такие глубокие. И на утро она без сожаления отправляется в дорогу, не переживая о чувствах утёса. Это видится автору так:

Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщине
Старого утеса.

Здесь мы читаем о том, насколько различными бывают чувства двух влюблённых созданий. Пусть они встретились и наполнились взаимной симпатией, но это временно. Именно о краткосрочности счастья любви плачет одинокий утёс:

Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.

Стихотворение вызывает сочувствие к бедному утёсу. Возможно, это автобиографические размышления, и отношения тучки и утёса раскрывают события из жизни Михаила Юрьевича.

Данное стихотворение учит нас глубже чувствовать друг друга, бережно относиться к близким людям. Это очень поучительный пример, как автору удаётся передать свои переживания, используя приём аллегории и перенося отношения между людьми на явления природы.

Уважение и признание творчества Михаила Юрьевича Лермонтова, изучение особенностей его поэзии формируют правильные отношения и воспитывают личность.

Предлагаем ознакомится со следующей информацией: «но остался влажный след в морщине старого утеса» и обсудить статью в комментариях.

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,

Колька еще посидел на рельсах.

А когда стало светать, быстро, словно где-то включили свет и желтые блики поползли по серовато-синим стальным полоскам, Колька обогнул станцию и поднялся на горку к белой ротонде.

Он сел на ступеньки и стал смотреть вниз. Смотрел-смотрел и заплакал. Впервые заплакал с тех пор, как увидал на заборе Сашку. Он плакал, и слезы застилали ему прекрасный вид на горы и на долину, открывавшийся вместе с восходящим солнцем.

А потом он устал плакать и уснул.

Ему снилось: горы, как стены, стоят, и ущелья вниз опадают. Идут они с Сашкой, он к самому краю подошел, а не видит, не видит… И уже тихо по льду начинает вниз скользить, катиться, а Колька его за пальто, за рукав ловит… Не может схватить! Покатился Сашка отвесно вниз, дальше и дальше, аж сердце заболело у Кольки, что упустил он брата и теперь он руки-ноги поломает и сам разобьется вдребезги. Далеко-далеко комочек черный катится… Проснулся от страха Колька.

Пощупал лицо: мокро от слез. Значит, он опять плакал.

Посмотрел вниз на долину, вдруг вспомнил стихи. Никогда раньше он не вспоминал этих стихов, да и не знал, что их помнит.

Утром в путь она умчалась рано,

Но остался влажный след в морщине Старого утеса.

Одиноко Он стоит, задумался глубоко,

И тихонько плачет он в пустыне.

Может, этот холм и есть утес, а ротонда — тучка.. Колька оглянулся и вздохнул. А может, тучка — это поезд, который Сашку увез с собой. Или нет. Утес сейчас — это Колька, он потому и плачет, что стал каменным, старым, старым, как весь этот Кавказ. А Сашка превратился в тучку… Ху из ху? Тучки мы… Влажный след мы… Были и нет.

Колька почувствовал, что снова хочет заплакать, и встал. Нашел надпись, которую они тут сделали 10 сентября. Поискал острый кремешок, дописал внизу: «Сашка уехал. Остался Колька. 20 октября».

Зашвырнул камешек, проследил, как он катится по склону горы, и стал следом спускаться.

Потом он умыл лицо в одной из ямок с горячей водой и пошел по дороге вверх, туда, где было их подсобное хозяйство. Он еще не знал, что скажет воспитательнице Регине Петровне.

Подходил к хозяйству, уж и за последнюю горку повернул, но так и не придумал, соврет или правду скажет. Он не хотел пугать ее да мужичков. Тут-то им не опасно. Паси скот да пеки дылду. Только он не станет здесь жить. Он скажет: «Сашка уехал, и мне надо ехать». Конечно, он им отдаст весь джем из заначки, лишь банку себе на дорогу возьмет. И тридцатку возьмет. Это их с Сашкой состояние, недаром в Томилине по корочке складывались, чтобы тридцатку свою личную заиметь. Теперь Сашке деньги не нужны. Он задаром путешествует…

Он теперь навсегда бесплатный пассажир. Колька подошел к навесу, но никого не увидел. Небось спят, решил. Постучал в окошко, в домик заглянул. И тут никого. Койка застелена, аккуратно, как все у Регины Петровны, и вещи на своих местах, а хозяйки нет.

Колька подумал, что они ушли коров доить. Он вернулся под навес, пошарил по посуде, нашел мамалыгу в котелке и прямо рукой загреб в рот. Только сейчас он подумал, что зверски хочется есть. Он стал доставать горсть за горстью и все это мгновенно проглотил. Но не наелся. Выскреб дочиста котелок, потом творог нашел и тоже съел. Регина Петровна вернется, отругает, но простит. Он же не нарочно, с голодухи.

Он запил водой, прилег на камыш, на свою и Сашки-ну лежанку. И вдруг уснул.

Проснулся под вечер от тишины. Он был один, лишь птицы гомонили на крыше. Он дошел до ключа, напился и ополоснул лицо.

Было почему-то не по себе от этой тишины и от одиночества. Он спустился к огороду и далее на луг, где паслось стадо. Еще недавно они все стояли тут и называли бычков и телок разными именами. А козы самокрутку с огнем сожрали, аж дым из ноздрей. Теперь все стадо повернулось к нему, и козы заблеяли, узнали, и бычок тот, который Шакал, побежал Кольке навстречу… И самое странное, что злобная корова Машка, которая при виде Кольки рога наставляла, вдруг тоже замычала ему призывно и совсем по-доброму: «Му-му-у-уЬ Признала наконец. Да что толку. Вот если бы она ответила, где пропадает Регина Петровна с мужичками. И вдруг вспомнил: ведь нет ишачка с тележкой!

Ну, конечно, она уехала за ними в колонию! Сашка, тот бы мигом сообразил! Наверное, съездила на станцию, не нашла их и рванула скорей в колонию! А он-то, сачок, дрыхнет тут!

Как не хотелось Кольке возвращаться через деревню в колонию! Но представил себе разбитые, брошенные дома, а среди них растерянную, напуганную Регину Петровну, которая их с Сашкой ищет! Она и поехала-то из-за них в это пропащее место, где еще чечены на конях рыщут, а он, Колька, еще колеблется, еще мучается — идти ему или не идти!

Кто ж теперь ее будет спасать, если не Колька!

Последний раз он оглянулся, пытаясь хоть за что-то зацепиться глазом. Уж очень трудно преодолевал он свое нежелание, несмотря на свои собственные уговоры. Да и что-то его удерживало, он не мог понять, что именно.

И только когда вышел и полчаса прошагал по теплой, нагретой за день дороге, вспомнил: он же хотел посмотреть, цела ли их красивая одежда? Желтые ботиночки, да рубашка со штанами, да пестрая «тютюбейка»… Или уперли? Теперь-то, пока они с Региной Петровной ищут друг друга, наверняка упрут!

В густых сумерках миновал он станцию. Эшелона с военными уже не было. Зато было много следов на дороге, и кукуруза на обочине помята и поломана.

А дальше — гарью запахло. Колька не понял, в чем дело, вот Сашка, тот мигом бы догадался. Сашка бы только мозгой шевельнул и выдал: «А знаешь, они ведь урожай палят! Чеченов из зарослей выживают!”Так подумал Колька и только потом сообразил, что это он, он сам, а не Сашка подумал.

Гари становилось больше, уже дым над дорогой, как поземка, полз. Глаза у Кольки слезились и болели. Он тер глаза, а когда было невмочь, ложился лицом вниз в траву, ему становилось легче.

Встречались выжженные проплешины. По бокам, и особенно впереди небо играло красными сполохами, и даже тут, на дороге, было от этих сполохов светлей.

А потом Колька дошел и до огня. Тлели остатки травы, да стволы подсолнечника дымились — красные раскаленные палки. Тут уж таким жаром пыхало, что Колька лицо рубашкой закрыл, чтобы брови не обгорели. И ресницы стали клейкими, они, наверное, тоже опалились.

Тогда он лег на землю и стал думать: идти ему в колонию или не идти? Если идти, то он сгореть может. Аесли не идти, то получится, будто бросил он Регину Петровну с мужичками одну среди этого огня и опасности.

Полежал, отдышался, стало легче. Решил, что надо к Регине Петровне идти. Не может он не идти. Сашка пошел бы.

Огонь теперь поблескивал со всех сторон, и поташнивало Кольку от дыма. К пеплу, к гари он как-то привык, почти привык, только странно было, что огня вокруг много, а людей по-прежнему никого.

Это он, когда ехал с Сашкой, не хотел, чтобы попадались люди. А теперь он так же сильно хотел, чтобы они ему попались.

Вот если бы случилось: он идет, а навстречу ему по дороге на ишачке Регина Петровна едет! Мужички испуганные в тележке, а сама она по сторонам озирается, огня боится. А Колька ей кричит: «Ху из ху? Не бойтесь! Я тут! Я с вами! Вместе нам не страшно! Я уже знаю, как через огонь проходить! Сейчас, сейчас, я вас с мужичками провезу до подсобки, а там уж рай так рай! Сто лет живи, и никаких пожаров, и никаких чеченов!”Опомнился Колька, лежит он посреди дороги, угорел, видно. Как упал, не помнит. Голову ломит, тошнота к горлу подступила. Попробовал встать, не встается. И ноги не идут. Вперед глянул: господи, крыши домов торчат. Березовская! Вот она! Рукой подать! На карачках, да доползу…

А тут уж огороды, деревья, кусты, огонь через них не пробивает. Как до колодца добрел, Колька опять не помнил. Цепь долго спускал, а поднять уж сил не хватило. Дважды до середины ведерко выбирал, а оно вырывалось из рук, падало обратно.

Перегнулся над краем Колька, стал из колодца дышать. Воздух сырой, холодный, только бы не упасть. Обвязал он ногу цепью и долго лежал на перегибе, голова там, а ноги наружу.

Полегчало. Лишь небольшая тошнота осталась.

Побрел он дальше. Мимо поля, мимо кладбища, тут ему вдруг показалось, что вовсе это не столбики гранитные, а чечены рядами стоят… Неподвижная толпа застыла при виде Кольки, глазами его провожает… Наваждение какое-то! Или он с ума стал сходить. Закрыл глаза, провел по лицу рукой, снова взглянул: столбики каменные, а никакие не чечены. Но шаги на всякий случай ускорил и глаз не спускал, чтобы, не дай бог, опять не превратились в чеченов! В сторону колонии огонь не проник, тут ни голову рубашкой прикрывать, ни к траве приникать не надо. Вот только черен он был, Колька, хоть сам себя не видел. Если бы попался кто-то, наверное бы, решил, что сам черт выскочил на дорогу из преисподней. Но то, что прошел Колька, преисподняя и была.

Не помнил, как добрался он до Сунжи. Приник к ней, желтенькой, плосконькой речонке, лежал, поднимая и опуская в воду голову.

Долго-долго так лежал, пока не начало проясняться вокруг. И тогда он удивился: утро. Солнышко светит. Птицы чирикают. Вода шумит. Из ада да прям в рай. Только в колонию скорей надо, там Регина Петровна его ждет. Пока сюда огонь не дошел, ее вызволять скорей требуется. А он себе приятную купань устроил!

Вздохнул Колька, пошел, не стал на себе одежду выжимать. Само высохнет. Но в колонию через ворота не пошел, а в собственный лаз полез, привычней так, да и безопасней.

Ничего не изменилось с тех пор, как ходил тут с Сашкой. Только посреди двора увидел он разбитую военную повозку, лежащую на боку, рядом холмик. В холмике дощечка и надпись химическими чернилами:

Петр Анисимович Мешков. 17.10.44 г.

Колька в фанерку уткнулся. Дважды по буквам прочел, пока сообразил: да ведь это директор! Его могила-то! Если бы написали «портфельчик», скорей бы дошло. Вот, значит, как обернулось. Убили, значит. И Регину Петровну убить могут…

Он встал посреди двора и сильно, насколько мочи хватало, крикнул: «Ре-ги-на Пет-ро-в-на!”Ему ответило только эхо.

Он побежал по всем этажам, по всем помещениям, спотыкаясь о разбросанные вещи и не замечая их. Он бежал и повторял в отчаянии: «Регина Петровна… Регина Петровна… Реги…”Вдруг осекся. Встал как вкопанный. Понял: ее тут нет.

Стало тоскливо. Стало одиноко. Как в западне, в которую сам залез. Бросился он за пределы двора, но вернулся, подумал, что опять через огонь пройти уже не сможет. Сил не хватит. Может, с ней, с Региной Петровной, да с мужичками он бы прошел… Ради них прошел, чтобы их спасти. А для себя у него сил нет.

Он прилег в уголке, в доме, на полу, ничего под себя не подстелив, хотя рядом валялся матрац и подушка тоже валялась. Свернулся в клубочек и впал в забытье.

Временами он приходил в себя, и тогда он звал Сашку и звал Регину Петровну… Больше у него никого в жизни не было, чтобы позвать.

Ему представлялось, что они рядом, но не слышат, он кричал от отчаяния, а потом вставал на четвереньки и скулил, как щенок.

Ему казалось, что он спит, долго спит и никак не может проснуться. Лишь однажды ночью, не понимая, где находится, он услышал, что кто-то часто и тяжело дышит.

Сашка! Я знал, что ты придешь! Я тебя ждал! Ждал! — сказал он и заплакал.

источник